— Так что каждый из нас по-прежнему идет своим путем?
Он кивнул. Его глаза сузились, будто он вспомнил старое увлечение.
— Нервничаешь?
— Я?
Он покачал головой.
— Немного.
Его внимание не льстило мне.
— Было очень любезно с твоей стороны остаться и помочь.
— С большим удовольствием, — ответил он, пародируя меня.
— Есть еще один порез на твоей руке, я собирался заклеить его пластырем. Это как раз то место, откуда текла кровь.
Каким-то своим, странным, не поддающимся объяснению способом он сумел заставить меня почувствовать, что вся эта суета была в общем-то из-за ничего.
— А сейчас я собираюсь приготовить нам обоим по чашке чаю и отвезти тебя домой.
— Чай — это было бы прекрасно, — ответила я мягко.
Он взял принесенную из деревенского холла открытую аптечку, выбрал какое-то дезинфицирующее вещество и оторвал клочок ваты.
— Кровопускание было полезным для тебя, Чарли, девочка. Оно было весьма коротким.
— Культурным? — спросила я.
— Можно сказать и так.
— Думаю, что это устроила Элоиза.
— Давай оставим Элоизу в покое.
Он приложил ватку к моей руке с фальшивым энтузиазмом. Я вздрогнула. Я смотрела на его лицо, пока он накладывал пластырь, оно было непроницаемым.
— Все! Это я должен был сделать для тебя. — Он схватил закрытую коробку. — Между прочим, боюсь, что отрезал немного твоих волос.
Я опять положила руку на шею и почувствовала колючие кончики остриженных прядок.
— Так что они стали товарищами во время последней войны, не так ли?
— Чарли, Чарли, — произнес он успокаивающе, но укоризненно. — Это напоминает дурацкую статью Гиллеспи.
— Ты все еще думаешь, что я это говорила, не так ли?
— Я предполагаю, что ты сказала достаточно — слишком много, конечно. Дикий призыв порождает дикое действие, результат мы видели сегодня вечером. Но давай не будем об этом теперь. Чайник закипел.
Я слышала, как он наливает воду в чайник для заварки. Он вернулся с дымящейся кружкой горячего чая и протянул ее мне.
— А что ты сделал с моими волосами? — спросила его я, обхватив кружку ладонями и потихоньку потягивая приятную горячую жидкость.
Он посмотрел на меня с некоторым волнением и показал на мусорное ведро:
— Я выбросил их. А что ты ожидала, я буду с ними делать?
— Носить их в медальоне на груди, — ответила я.
Он начал улыбаться, но вдруг понял, что я совсем не шучу. И тогда выражение его лица изменилось, стало почти печальным. Я почувствовала, что больше никогда не буду так близко к нему, как сейчас, что больше никогда он не будет таким доступным.
