– Ты перестал быть родным, – сказала она, словно прочитав его мысли, – ты стал другим…
– А тот уже родной?
– Не трогай его, он о тебе ничего плохого не говорит.
– Так он меня знает?
– Конечно!
– Он бывал у нас дома, на работе, на даче?
– Естественно.
– И после этого, уводя мою жену, продолжая все делать скрытно, исподтишка, он, по-твоему, хороший человек?
– Я его попросила с тобой не общаться.
– И он с удовольствием согласился?
– Я запретила.
– Молодой и уже подленький…
– Не трогай его, не смей!
– А ты не подлая? Ты не предатель? Ты, за моей спиной вводя его в мой дом…
– Прекрати, прошу тебя, прекрати.
Как бывает в плохих фильмах, сразу после этих слов за воротами раздался автомобильный гудок. Ирка бросилась к домофону, нажала кнопку, и на маленьком экране появилось чуть размытое изображение мужского лица с бородкой.
Потрескивающий динамик произнес:
– Я здесь, Ирина Ивановна, жду.
Он было рванулся к домофону, но жена схватила его за рукав.
– Я тебя прошу, умоляю, Игорь, хочешь, на колени встану? Он здесь ни при чем, это просто водитель его. Что я, дура, что ли, чтобы организовывать вашу встречу? И зачем это мне? Не позорь меня.
Он вырвался, бросился к воротам, сжимая в руках каминную кочергу – когда успел ухватить? И только около калитки под дождем он очнулся.
«А собственно, зачем и что я хочу сделать? Морду ему набить? Застыдить? Обругать? И что? Какая жизнь тебя ожидает потом? Повторение пройденного, только в качестве постоянной половой тряпки?»
Ирка подбежала к воротам, молча постояла рядом, переводя дыхание, – была уже полностью одета и с дорожной сумкой в руках. Он отошел в сторону, она подняла голову, подставляя лицо под дождь. А потом посмотрела на него, как ему показалось, с горечью и сожалением.
Когда затих звук мотора и стал слышен шелест падающего на землю дождя, он, вымокший до нитки, побрел в дом.
Быстро смеркалось.
Он походил бесцельно по комнатам, пока не встретился с глазами шоколадного Ленина. Какой-то хохмач подарил ему это чудо на день рождения, и с тех пор вождь торчал на полке – рука на него не поднималась, – но сегодня, видимо, настал и его час.
Шоколад оказался белым, который он не любил. Вяло погрыз отколовшийся кусок, с усмешкой отметив, что это была какая-то часть от головы.
«Может, поумнею – вождь все-таки».
Потом затопил камин и сидел, глядя на отблески пламени, не включая света, долго, пока не прикончил бутылку виски.
Утром нашел себя на ковре рядом с камином и с дикой сухостью во рту.
