Он и правда написал горькие слова, очень уж хотел разжалобить, слабак, – но когда увидел сообщение, обрадовался вначале, а потом снова заартачился и не брал трубку, когда она звонила вновь и вновь.
А потом он заснул.
А когда проснулся, в ногах сидела Зяблик.
Потом, когда он уже выходил из штопора, она рассказала, как испугалась, услышав по телефону его мертвый голос, и поняла, что спасать его надо немедленно. Она рванула в Москву, наплевав на все условности, а может, и не наплевав, а придумав что-нибудь очень правдоподобное про работу – обычно она использовала для этого своего дружка из «голубых», он выручал ее, звоня и сообщая мужу или маме о неких срочных делах, а дальнейшее уже было делом техники.
Тогда, в то сумрачное московское утро, она, как настоящая русская баба, принялась его восстанавливать. Он сопротивлялся, лежал, зарывшись в кокон одеял, и не хотел расплескивать свое несчастье. Вначале она его, как маленького ребенка, упрашивала, потом накричала, сбросила одеяла на пол, всунула его в брюки, застегнула рубашку и довела до ресторанчика, внизу, за стойкой регистрации. Сразу же подозвала официанта и, не мешкая, заказала борщ, горячий, настоящего бордового цвета, со шкварками, чесноком и медком, для сладости. Дух от борща исходил такой, что он застонал – звук у него всегда был рядом с желанием, – проглотив первую ложку варева из ее рук. Потом ел самостоятельно, не заметил, как прикончил две порции, заедая теплым, только что испеченным хлебом и выпив махом две рюмки ледяной «Смирновской». Его бросило в пот, он закрыл глаза, и все поплыло вокруг.
Он не помнил, как оказался в постели. А когда проснулся, Зяблик все так же сидела в ногах и ждала.
Потом он начал говорить и говорил долго, с подробностями и драматическими паузами. В некоторых местах у него перехватывало дыхание, и он, не стесняясь, всхлипывал, жалея себя, замолкал, пережидая напор чувств и не замечая спокойный и снисходительный женский взгляд.
Зяблик не перебивала его, в паузах задавала вопросы, короткие и точные, делая, видимо, для себя какие-то выводы. Потом, когда он выговорился, она объяснила ему, что произошло с его женой, почему ее терпение кончилось вдруг так внезапно.
Это объяснение было настолько простым, даже примитивным, что он не поверил ей в первый момент, но потом мелочь за мелочью, факт за фактом, движение за движением, крик за криком начали укладываться в ту картину мести, которую нарисовала перед ним Зяблик, и эта картина становилась реальностью, беспощадной в своей правде.
