«Я вас очень прошу: не обращайте на меня внимания», — скажет, извиняясь, но твердо. И посмотрит дружески: мол, не обижайтесь, но мне не до вас. Вторая попытка вызывает более решительный отпор: «Какой вы, право… Мы же договорились», — оборвет прилипалу и так посмотрит…
Злые языки отвергнутых пытались принизить ее благородство, да им не верили. Но судачить судачили.
Он-то в пересудах не участвовал. Не до того было. В этот тихий уголок сбежал как на остров спасения — от друзей, от работы, от себя. Жизнь будто нарочно копила испытания, чтобы потом разом обрушить их на него. Неожиданный и потому особенно острый разрыв с женой… Предательство (тогда он расценивал это не иначе) друга. И как следствие — суровое упрямство холста, неверие в себя, апатия… Беда, как известно, себе подругу ищет.
Из дому отбыл тайно, с легким чемоданишком и пухлым детективом. Последний, правда, так и не открыл. Но остальными подручными средствами отвлечения и развлечения пытался воспользоваться в полную меру. Пропадал на реке, бродил по лесу, стучал на бильярде, высиживал в баре со случайными приятелями, слушал пространные хмельные речи, сам говорил и поражался: оказывается, и так жить можно. Тошно до веревки, но можно… И только по ночам в своей комнате чувствовал себя распятым на кресте сомнений и отчаяния.
Как-то в хмельном откровении один дошлый малый поучал его: «Баба, она как змея — и яд и лекарство. Одна притравила, а ты пожиже разведи и запей другой. Чего зря душу тратишь?..»
Но так думать о женщинах он не мог, даже обманутый, и потому плыл без весла… Томная брюнетка его лет сама подавала активные знаки внимания, забрасывая смелые словечки в его адрес. Но от одной мысли, что надо лгать человеку и себе в самые святые минуты, брала мерзкая оторопь. Романа в домашних туфлях он тоже не открыл.
Оставалось уповать на испытанную веками мудрость: «И все пройдет мимо, коль сам устоишь…» Стоял, как мог, перепробовал всевозможные опоры…
И вдруг это родниковое видение. Среагировал остро. Но тут же безжалостно остудил себя. Как несказанно далек он от этой юности! И дело совсем не в дюжине разделяющих лет. Нет, он запретил себе даже думать о ней.
Но легко сказать — запретил. А ты попробуй не думать, если глаза ее, казалось, неотступно следуют за тобой. И началось все с самой первой встречи. Как-то утром по дороге в столовую он увидел ее на развилке прогулочных троп. Она была в замешательстве, по какой идти, и прислушивалась, пытаясь определить по голосам верный путь. «Если вы проголодались, то держитесь правой», — сказал он, проходя мимо. Услышав голос, девушка вздрогнула и смутилась, словно он подслушал ее тайные мысли, и несколько секунд стояла, не смея поднять глаз. Ему даже неловко стало, что он так ее напугал внезапным вторжением, и уже хотел было извиниться, но девушка подняла на него большие ясные глаза и ответила: «Спасибо… Доброе утро!»
