– Ренато! Нет, нет!
Моника хотела скрыться. Попыталась сбежать, ускользнуть от Ренато. У нее не было сил противостоять его взгляду, она не могла слышать упреков. Ей хотелось избежать этой пытки. Он пересек маленький храм и последовал за ней, преградив путь:
– Ты убегаешь, словно увидела демона. Почему?
– Я тебя не видела. Я закончила молиться и…
– Не лги! – перебил Ренато. – Прости, если кажусь тебе резким и грубым, но мы друг другу всегда доверяли. Ты была для меня сестрой, и на самом деле мы вскоре породнимся.
– Братья и сестры бывают только по крови! – возразила Моника, уязвленная упреком Ренато.
– Вижу, сестрой ты не хочешь быть, поэтому и хочу поговорить с тобой.
– Не стоит. Я не буду больше докучать. Думаю, завтра я уеду в Сен-Пьер и буду ждать дома маму и Айме.
– Тебе так плохо в моем доме? Неприятно мое присутствие? Поскольку думаю, что это не из-за моей матери, которая осыпала тебя знаками внимания и до сегодняшнего дня была очарована тобой, а… – и он остановился, сердечно спрашивая: – Моника, что с тобой? Я видел, как ты плакала. Только слепой не поймет, что ты еле сдерживаешь слезы. Ты переживаешь, вижу, что переживаешь, но почему? Из-за кого?
Неимоверным усилием Монике удалось сдержать свой пыл. Проявляя огромную волю, она проглотила в горле свернувшийся змеей комок слез, сжала кулаки так, что ногти впились в кожу, лицо успокоилось, и чудом она нашла оставшуюся где-то у нее силу, чтобы ответить холодно и вежливо:
– Ты так любезен, беспокоясь о моих слезах. Не придавай этому значения, это беспокойство и тоска по покою монастыря, уверяю тебя, только это.
– Дело в том, что ты выразилась таким образом, что… – опроверг Ренато.
– Что не могла никого обидеть, – еле сдерживалась раздраженная Моника. – Я ограничилась вопросом к сестре, уверена ли она в своем чувстве. Думаю, в браке предпочтительней раскаяться на час раньше, чем минуту спустя.
– Действительно, но почему Айме должна раскаиваться? На чем основаны твои домыслы, что я недостоин ее?
– Я никогда так не говорила! – горячо отрицала Моника.
– Не обязательно говорить то, что и так ясно, – горько посетовал Ренато. – Есть что-то во мне, что тебе не нравится. Ты совершенно переменилась, перестала со мной дружить, когда поняла, что я влюблен в нее. Это правда. И проясним наконец: с тех пор, как ты вышла из монастыря, за те несколько раз, что мы виделись, ты общалась со мной холодно и неприязненно, почти с ненавистью. Почему? Что плохого я сделал? Ведь ничего же, да? Что ты имеешь против меня, кроме страха, что я сделаю счастливой твою сестру? Какие ты видишь во мне недостатки? Какие во мне есть изъяны?
