Каталина Мольнар заскочила в столовую и принесла для Ренато дымящуюся чашку кофе. Он сделал несколько глотков и галантно заметил:
– Я бы сказал вам, что это лучший кофе, который я пробовал в жизни, донья Каталина. Но вы должны попробовать тот, который мы выращиваем в Кампо Реаль. Это не тщеславие. Я уже представляю, каким будет кофе, приготовленный вашими руками.
– Льстец! За добрым словом дело не станет.
– Это не только хорошие слова, я говорю искренне.
– Я знаю, сынок, уже знаю, – сердечно согласилась Каталина. Старые часы пробили семь долгих ударов и сеньора Мольнар возмутилась. – Иисус, уже семь, а мы намеревались выехать на рассвете! Пойду посмотрю, что с Моникой.
– Думаю, что она уже идет, мама, – прервала Айме; и с явным удивлением воскликнула: – Черт побери!
– Ты сняла облачение, дочка! – Каталина тоже удивилась.
– Я подумала, это более подходящее для поездки, – объяснила Моника несколько сдержанно.
Она дошла до середины столовой, опустив голову, ни на кого не глядя. На ней было черное платье с высоким воротником, длинные рукава, широкая юбка, напоминающая монашеское одеяние, но изящная шея высилась обнаженной, поддерживая грациозную голову, светлые волосы, причесанные в две косы, оборачивавшие голову надо лбом, как диадема из старинного золота. В туфлях с каблуком времен Людовика XV она казалась изящнее, более высокой, гибкой и ловкой.
– Да благословит тебя Бог, душа моя! Не представляешь, как ты обрадовала меня. Кажется, ты пришла в себя, – радостно и взволнованно заявила Каталина.
– Не все ли равно, один наряд или другой, мама? Это все равно не меняет моего решения.
– Ты очень красивая, – вмешался Ренато, тоже удивленный. – Тебе очень идет эта прическа и платье.
– Оно все равно почти монашеское. Думаю, не стоило менять одежду, – язвительно и с досадой не одобрила Айме.
– Мое желание не меняться остается в силе.
– Не могу согласиться со всеми вами, – возразил Ренато. Ты ничем не похожа на «сестру Монику», а еще меньше на красивую и веселую девушку, вышедшую на берег в монастыре Марселя. Но изменение привело к лучшему.
– Благодарю тебя за любезность, но не нужно этого повторять. Твоя невеста справедливо сказала: это почти монашеское облачение. И оно ни в чем не изменило моих мыслей и чувств. Я страстно желаю принять постриг, всегда смотри на меня как на послушницу, которая не любит человеческую лесть.
– Прости меня, я не хотел тебе льстить, но я был искренним, – извинился Ренато, немного смущенный поведением Моники. – Вижу, был неловок. Хорошо, мы ждали только тебя, карета готова, и если у вас нет больше никаких дел…
