– Ты все понимаешь. Я сама не могу понять, когда смотрю на твое ангельское личико и спрашиваю себя, как можно прятать за маской столько цинизма, лицемерия, столько подлости, и ты жена моего сына, змея, которой я позволила привязаться навсегда к жизни моего сына! Ты, ты! Я узнала об этом слишком поздно.
– От кого вы узнали? Никто не мог знать, ни вы и никто!
– А нотариус Ноэль? Ах, ты изменилась в цвете! Ну да, я говорила с Ноэлем, я заставила его сказать мне, и связала все концы.
– Вы все сошли с ума? – с тревогой, охватившей все ее существо, пыталась защищаться Айме.
– Мы все были ослеплены. Только теперь, к сожалению, для меня все ясно, хотя и поздно. Теперь я понимаю поведение твоей сестры, отчаяние твоей матери, наглость этого проклятого, осмелившегося прийти в собственный дом Ренато. Ты не сможешь отрицать этого. Ты, и только ты – любовница Хуана Дьявола!
Слова Софии сошли с губ, словно она их выплюнула, словно дала ими пощечину, и это ужасное попадание подкосило Айме, протянувшей руки, и страшная тревога поднялась к горлу. Вскоре, сделав неимоверное усилие, дрожащая, она встала, чтобы наброситься, как загнанная змея. Она подняла голову, у нее вновь блеснула надежда, шанс, за который она ухватилась.
– Что может знать Ноэль? Что мог рассказать?
– Твое поведение и поведение этого мерзавца, думаешь, этого недостаточно? Как ты к нему приближалась, как с ним говорила. Он относился к тебе, как к какой-то…
– Он относился ко мне плохо, но по вине сестры. Я старалась защитить ее, хотела убедить его уехать. Ренато был виноват.
– Замолчи! Не позорь имя моего сына, хватит уже. У ног Ноэля лишилась чувств твоя испуганная, дрожащая мать, правильно предположив, что Ренато убьет тебя. И он рассказал мне даже больше. Что ты видела его до замужества, была у него дома, спрашивала об этом человеке, о проклятом Хуане Дьяволе, кошмаре всей моей жизни с того дня, как этот несчастный появился на свет. И надо же было такому случиться, что именно с ним ты изменила Ренато. Ты признаешься, признаешься, заявишь об этом?
– Я ни в чем не признаюсь и ничего не буду заявлять, – отказалась Айме, избавляясь от смятения. – Зачем заставлять меня говорить? Чтобы пойти и рассказать об этом Ренато?
– Ренато? Нет, ты прекрасно знаешь, что я не скажу Ренато. Не притворяйся, ты уверена, что я не пойду доносить. Или хочешь, чтобы я пообещала тебе соучастие в молчании?
– Ренато убьет меня. А одна я не буду платить за минутную слабость и безумие, когда даже не была его женой. Не буду платить одна. Заплатит и сын Ренато, невинное создание, которого я ношу.
