Спустя некоторое время после бессмысленных метаний по поселку Пус Мидун немного успокоился и остыл. Науса жила в одном из брошенных домов, больше ей поселиться было негде. Ярость, как уже давно понял Пус, не была самым лучшим союзником в деле поимки желанной жертвы. Следовало сбавить шаг, осмотреться, принюхаться, послушать свой инстинкт, который редко обманывал бывалого охотника. Если до событий во дворе Порфирия поселок казался вымершим, то теперь постороннему наблюдателю могло показаться, что он начал разлагаться. Жители тряслись в закупоренных хибарках, некоторые вообще стали прятаться в подвале, если таковой у них имелся. Исчезли даже последние отголоски существования жизни – дымок из ветхих дымоходов словно не желал будоражить парализованную реальность и ютился где-то в изгибах труб. Кот оглядывался и облизывался, но никак не мог взять в толк, что ему делать дальше. Сердце и некое подобие кошачьего «я», словно стояли на распутье десятка дорог.
Среди его спутанных мыслей быстрее всех, будто босиком по льду, бежала мысль о необходимости допросить кого-то, кто мог быть в курсе, где найти эту самую странную гостью из ниоткуда. Но даже вопрос о поиске нужного свидетеля загонял его ум в тупик. Тот самый ум, который буквально недавно блистал остро наточенной гранью жестокости, освещенный высшей идеей и мыслю о новой жертве! Болезненное желание напиться чужого страдания куда-то ушло, остался лишь след, бороздой пропахавший воспаленное сознание животного. Не так и велик этот поселок, однако он был намного больше возможностей кота принять решение в данный конкретный момент. «Тучун с ним!» – подумал Пус и сел в снежный сугроб.
Несмотря на то, что стояла середина зимы, снег был очень мягким и рыхлым, поддаваясь солнечным лучам, терял свою силу, собираясь растаять вовсе. Солидные проплешины оголяли прошлогоднюю жухлую траву, брошенную природой на съедение заморозкам. Словно оставленный своим телом на произвол судьбы, мозг кота полностью потерял ориентир и решил закрыться в себе, игнорируя внешние раздражители. Ему захотелось уснуть, прямо здесь, совсем рядом с базарной площадью. Удушливая волна сонливости своей бесконечной массой навалилась Пусу на спину, придавила его к земле и закрыла веки. Кот просто уснул, подобрав под себя конечности. Но спать ему довелось недолго. Огромная ворона, размером почти с кота, ступая осторожно, словно между раскаленных угольков, подкралась к животному, имея все основания полагать, что оно издохло. Любопытство, присущее этим птицам, стирало границы между опасностью и желанием жить, толкая ее клюнуть валяющееся тело в череп. Что и случилось, едва она подобралась к Мидуну. Раздался глухой звук, словно обухом топора ударили по толстому бревну. Кот продрал глаза и с диким мяуканьем ринулся бежать в одну сторону, а ворона, удовлетворив свое любопытство сполна, стала на крыло и понеслась в противоположную.
