Она снова замолчала. Зал ждал.
– Именно их убежденность и заставляет меня задуматься, ибо А в свои семнадцать лет еще мало с чем другим соприкоснулся в бурном мире религиозных и философских идей. Его христианская секта не поощряет открытых дебатов и разногласий в своем сообществе, которое именуется у них – некоторые скажут, уместно – «другими овцами». Я не верю, что мысли А, его мнения – целиком его собственные. Его детство прошло под непрерывным и монохромным воздействием специфических взглядов на мир, и это не могло не сформировать его. Его благополучию не послужит преждевременная мучительная смерть страдальца за веру. Свидетели Иеговы, как и другие религии, имеют четкое представление о том, что ожидает нас после смерти, и их предсказания о последних днях, их эсхатология так же тверды и детальны. Суд не вникает в вопрос о загробной жизни, о каковой в любом случае узнает сам А – или не узнает. А пока что, предполагая выздоровление, его благополучию больше послужит его любовь к поэзии, новообретенное увлечение скрипкой, деятельность его живого ума и проявления его веселой и нежной натуры и вообще вся жизнь и любовь, которые ожидают его впереди. Короче говоря, я нахожу, что А, его родители и старейшины его церкви приняли решение, которое враждебно благополучию А, каковое является предметом первостепенной заботы суда. Его необходимо защитить от этого решения. Его необходимо защитить от его религии и от него самого. Это было нелегкое решение. Я в должной мере учла возраст А, необходимость уважения к его вере и к достоинству человека, выражающегося в его праве отказаться от лечения. По моему мнению, его жизнь драгоценнее его достоинства. Поэтому я считаю возможным пренебречь желаниями А и его родителей. Объявляю мое решение: несогласие на переливание крови первого и второго ответчика, а именно – родителей, и несогласие на переливание крови третьего ответчика, то есть самого А, во внимание не принимать. Посему считать законным лечение А, каким его сочтет необходимым ходатайствующая больница, имея в виду, что оно может потребовать переливания крови и продуктов крови.
* * *
Когда Фиона вышла из здания суда, было почти одиннадцать вечера. В этот час ворота были заперты, и она могла пойти домой короткой дорогой через Линкольнз-инн. Перед тем как свернуть на Чансери-лейн, она прошла немного по Флит-стрит к круглосуточному магазинчику, чтобы купить готовой еды. Вчера вечером эта задача тяготила бы ее, но сегодня она шла почти с удовольствием – может быть, потому, что два дня толком не ела. В тесном, ярко освещенном магазине пестрые пакеты с едой, взрывчато-красные и пурпурные, фейерверочно-желтые, пульсировали на полках в такт ее сердцебиению. Она купила замороженный пирог с рыбой и взвесила на руке разные фрукты перед тем, как выбрать. У кассы завозилась с деньгами и просыпала мелочь. Шустрый молодой азиат-кассир поймал монеты ногой и покровительственно улыбнулся, кладя их ей на ладонь. Она увидела себя его глазами: безобидная усталая тетка (строгого костюма он не заметил или не нашел ему объяснения) из тех, что живут и едят в одиночестве, уже мало на что годна и почему-то поздно выбралась из дома.
