Итта стояла, низко склонив голову.
— Неволя… смерть… призрачные мечты о новом Солнце… — горько дрогнули уголки ее губ.
Желтоватый свет вдруг вновь сменился фиалковым — начиналось второе отделение.
— Итта, мы надеемся на ваше мужество, мы уверены, что вы… — но Итта махнула рукой и не дала Юму договорить…
В зале снова меркнет свет… Опять загорелся многоцветными переливами прозрачный купол… Зал затих…
Голос Итты негромко бросил в зал:
— Без названия… Импровизация…
Заинтригованные ряды расцвели улыбками, люди шепотом перебросились несколькими словами и притихли…. Лишь Ченк и Юм напряженно ждали…
В зал сразу полились контрастные, острые запахи, с силой хлестнувшие по нервам. Они все нарастали, тревожили… звали куда-то и, вдруг обрываясь, до предела напрягали эмоции. И, снова тихие, грустные, невыразимой печалью заливали душу… Тоскливо смотрели глаза обонявших… Еще минуту назад спокойные, беззаботные, они тотчас замерли, и только глубокие вздохи время от времени нарушали тишину. Итта играла… Глаза ее застилал туман, и где-то вдалеке перед нею колыхались смутные, скорбные тени… Она знала, что то были несчастные, гибнущие в безнадежных поисках спасения… Им — все мысли, все порывы, для них — эта прощальная мелодия… Воплощенные в ароматах, в зале трепетали страх, ужас и отчаяние — отчаяние безудержное, безвыходное… Итта ничего не замечала, лишь все чаще — все затрудненней вздымалась ее грудь… И — больше нет сил! — он упала головой на клавиатуру… случайно погасила свет… В неожиданной темноте повисла та же мертвая, недвижная тишина.
И тогда откуда-то издалека приблизилось и возвысилось до крика смертельной боли бессильное рыдание… Голос Итты, глухой и подавленный, умолял спасти, поддержать, даровать силы…
— Свет!
— Свет, скорее свет!
— Что вы делаете?
— Где ты?
— Тише!
— Свет! Дайте свет!
И когда равнодушно-яркий свет снова желтоватым потоком залил зал, никого в рядах нельзя было узнать. Расширенные глаза, бледные лица, головы, низко склоненные на грудь, нервные, беспокойные движения… Сознание страшной неизбежности овладело всеми…
— Пойдем, Юм!
— Разве ты забыл, Ченк: когда погибает корабль, капитан покидает его последним?
И они остались до конца…
Они видели, как нервными шагами быстро выходила толпа… Но некоторые недвижно сидели в креслах. Их молча обходили и — скорее дальше… Никто ничего не спрашивал… Лишь бы скорее…
Юм мрачно стиснул руки. Твердо смотрели его глаза, и только ослепительный огонь в них погас. Он знал, что в креслах остались мертвые… что случилось ужасное… что обонявшие не выдержали чрезмерного нервного напряжения, вновь испытали забытое было отчаяние и — последовали за Рейцем.
