Она взяла на руки Тома и, стараясь, чтобы он понял, провела кончиком пальца по блестящей поверхности глобуса путь, перерезавший меридианы Атлантики — единственный путь к спасению.
* * *
Когда Ворн проходил по улице, за его спиной шептали:
— Это Ворн…
— Это тот самый Ворн, который… — и называли одно из его удивительных изобретений.
— Он сейчас работает над тем, чтобы вдвое увеличить человеческую жизнь…
— Ах, нет, совсем не то. Говорят, что он создал какое-то существо, которое умеет ходить и все понимает, как человек…
— Да, он работает с ним в лаборатории…
— Ерунда, говорю вам, ерунда! Ворн изобрел химический состав, который заменяет человеческую кровь, и хочет таким образом оздоровить человечество.
— Ну?!
— Да. Из человека выкачивают его испорченную, отравленную кровь, наполняют его жилы этим составом, и человек крепнет, освобождается от наследственных болезней и даже защищается от эпидемий…
— Невероятно! А я слышал…
И слухи, один нелепее другого, оплетали имя Ворна. Но этот молчаливый человек проходил мимо, равнодушный к тому, что о нем говорят.
Слава бежала за ним, как послушный пес, и изредка Ворн бросал ей драгоценные зернышки, вырванные из сокровищницы Неизведанного.
Но он был осторожен. Он объявлял о своих достижениях лишь тогда, когда они были окончательно проверены, когда все было безошибочно и бесспорно.
Никто не имел доступа в его лабораторию, так как никто не должен был знать о его исканиях и неизбежных ошибках. Существование Тома было пока тайной для всех. Ворн готовил этот удивительный сюрприз для людей, которые ждали от него чуть ли не чуда.
И потому страшным ударом прозвучало для него сообщение Арвуда.
— Уехала, говорите вы? И забрала Тома?! Но зачем? Куда?
Арвуд знал не более Ворна.
Комната Ингрид, с небрежно разбросанными вещами, свидетельствовала о поспешности — несколько забытых игрушек Тома лежали в углу… и больше ничего. Никаких указаний, никакой записки.
Первая морщинка тонкой расщелиной прорезала лоб Ворна.
Это была загадка, которую не мог понять ум ученого, привыкшего иметь дело с точными данными науки, для которого хаос человеческой души был Гордиевым узлом.
— Странно! Вы тоже ничего не знали, Арвуд?
Арвуд пожал плечами и отвернулся с выражением отчаяния, ничего не ответив. И этот жест, выражавший простые человеческие чувства, был так необычен для юноши со сдержанными движениями автомата, что Ворн удивленно посмотрел на него.
— Ну, что же, будем ждать, — сказал он, и больше они об этом не говорили.
