– Лезвия! – вполголоса сказад лименарх. – Что они здесь делают?
Колесница остановилась у начала пирса. Вышедшие из-за неё туземцы выглядели угрожающе-разнородно, но у каждого в наряде присутствовал тот или иной оттенок синего, и начисто отсутствовал зелёный. Их ряд остановился, не доходя шагов двадцати до эндоциклов.
– Ближе не подходят, нас боятся, – сказал стражник помоложе.
– Нет, это чтоб под свои же пули не попасть, – разочаровал его товарищ.
– Не просто пули, а полувершковые, – Гостислав, сблизив два пальца левой руки, показал размер. – Поди, и разрывные. Этот синешапочник нас всех одной очередью в такие куски порвёт, уксусом полить, лучка добавить, и на плескавицу[61].
Несмотря на страшные слова, боцман не казался особенно впечатлённым угрозой.
– Ну, мы тоже в долгу не останемся, – в голосе светловолосого стражника присутствовало сомнение.
– Тебе же вроде Синие Лезвия откатывали? – совсем уже тихо сказал старец Луцо, обращаясь к старцу Киприно.
Видя замешательство последнего, Сигурвейг сгребла Ирсу в охапку, прикидывая, где бы спрятаться.
– Хусый кулпан, бальба, почукают свирнас псалкари, – вроде бы сказал один из автохтонов, с синей повязкой на правом предплечье, не прикрытом коротким серым гиматием, самому рослому, возможно, вожаку. Тот красовался в отблёскивавших сталью сандалиях, поножах, панцире, подпоясанном поясом из металлических прямоугольников, на котором болталась примерно такая же оружейная странность, как и у Самбора, и металлическом шлеме, перевязанном голубой тесьмой.
– Кучай, бальба, кулпан шпинский, – отрезал тот и сделал ещё шаг вперёд. – Мы за гаванным сбором.
– Это по какому обычаю! – лименарх, преодолев временное смятение, величественно сложил руки на животе. – Микропо́нтико, Йа́ино, с вашими отцами придётся мне нешуточно поговорить!
Туземец с синей повязкой смутился, его узкое лицо, покрытое видимыми даже за двадцать шагов юношескими прыщами, покраснело. На его более рослого товарища отповедь Киприно произвела совершенно противоположное впечатление.
– По новому обычаю берегового братства, волей совета девяти! – гордо объявил он. – Каждый корабль, что входит в гавань Калопневмы, платит гаванный сбор…
– Какое братство, какой совет! – не отступал от своего Киприно. – «Клепта́рхов Анти́лии» насмотрелся?
– Псалкари тербовали, бутырих хавби! – сообщил рослому еще один синеповязочник, разительно похожий (с учётом некоторой разницы в возрасте) на торговца малиновой водой.
