, а ушкуя добыл На́рфи за три года до того, как родилась Ирса. Вспомнив Нарфи, Сигурвейг начала плакать, едва успев сама собой возмутиться перед наплывом слёз: когда ж это кончится, как будто кран в голове открывается! Как в насмешку, вдоль поребрика шла бронзовая решётка для стока воды. Вдове показалось, что из темноты под решёткой кто-то на нее смотрит – то ли крыса, то ли просто наваждение меланхолии. Не замечая внезапной печали матери, Ирса, сидевшая на ларе, продолжала читать вслух из только что ей добытой тетрады-путеводителя:
– Многие говорят, что гейто́ния Экво́ли названа так… Матушка, что такое «гейтония»?
Стараясь, чтоб голос не дрогнул (зачем еще сиротку огорчать?), Сигурвейг объяснила:
– Это часть города, как в Йа́рсветсфьорде были концы. Рыбачий или Плотницкий. У каждого конца свой тинг.
Болтая ногами, Ирса внедрилась еще глубже в строение сложносочинённого предложения, написанного вроде и не по-этлавагрски, но узнаваемо по-этлавагрски витиеватого:
– Гейтония Экволи названа так в честь предместья Ологи́та, называвшегося Айкаву́льф, откуда в законоговорительство Вальми́ры, дочери Добру́ты, переправились многие поселенцы… Упоминание стародавней законоговорительницы все-таки свидетельствовало, что путеводитель был не просто переведен слово в слово на танско-венедский, а подправлен с прицелом на любопытного посетителя из-за моря. Немудрено – для полутора поколений северян, выросших уже после Кальмотова разорения, этлавагрская колония на западном материке успела стать облюбованным местом для путешествий. Во-первых, ветра благоприятствовали движению аэронаосов – сначала на запад за Лейган, потом на юг, а обратно – на восток, и вдоль берегов Синей Земли. Во-вторых, сподручно, кому посреди зимы захотелось лета (или наоборот). В-третьих, с языком больших затруднений нет, потому что каждый второй автохтон говорит на сносном (хоть и странном) танско-венедском. Наконец, хоть земля и чудная, а все ж закон Северного торгового союза и её защищал.
– Предместье это в свой черед было прозвано в память о пастушонке, что кричал «Волки!», когда волков поблизости не было, а когда волки и впрямь заявились, выйдя из Хайлибаргского леса, никто не пришёл лгунишке на помощь, и волею провидения он был покаран за ложь.
Сигурвейг вынула из-за кружевного отворота рукава платок, вытереть глаза и нос, одновременно делая мысленные заметки, что чистых платков осталось всего два, одно платье для Ирсы, отворот надо крахмалить, а белый киртиль вообще вряд ли отстирается.
