— Что ж… Он не обращается с ней плохо, если вас это волнует.
— Ах так? — Элизабет-Энн подняла брови. — Тогда что же он делает?
Няня вздохнула.
— Дело именно в этом, мадам. Ничего! Мистер Хейл ни разу не зашел в детскую, чтобы взглянуть на бедняжку. Ни единого раза! Это выглядит так, словно он решил, что ее нет на свете.
Элизабет-Энн кивнула. Этого-то она и боялась.
— И еще…
— Да, няня?
— Он специально распорядился, чтобы я держала ее подальше от него.
От жестокости внука Элизабет-Энн захотелось плакать. И все же она не из тех, кто демонстрирует свои чувства прислуге. Поблагодарив няню за то, что та была так предупредительна, миссис Хейл мягко перевела разговор на другое, указав англичанке на ярко-красный хохолок кардинала, когда тот уселся на ветку стоящего неподалеку дерева.
Но ее очень волновало то, что Генри обвиняет Дороти-Энн в смерти своей жены.
По дороге домой она думала, что этот этап пройдет. Генри все еще страдает. Он выберется из этого. Ради всего святого, он же отец Дороти-Энн!
В течение следующих пяти лет Дороти-Энн ни в чем не нуждалась. Она жила как принцесса, наследница империи Хейл, и ее растили со всей мыслимой роскошью. Элизабет-Энн регулярно навещала ее, и с самого начала между ними установились особые отношения. Дороти-Энн не могла дождаться приезда прабабушки и очаровывала всех своим «пвабабуфка».
Ее окружало множество слуг: от повара и горничных до садовников и шофера. Малышка пленила всех. Они боролись за ее внимание и бессовестно баловали ее, но единственный человек, чьей любви она на самом деле жаждала — ее отец — по-прежнему избегал ее.
Генри оставался посторонним, загадочным человеком, живущим с ней под одной крышей, но его дороги редко пересекались с ее собственной. Несколько раз это все же случалось, но он холодно отталкивал девочку и приказывал прислуге убрать ее с глаз долой.
Таким образом, благодаря своему отцу, Дороти-Энн прочно усвоила правило, что детей не должно быть видно и слышно. Поэтому понятно, что это только укрепляло дружбу между нею и «пвабабуфкой».
Потом наступил пятый день рождения Дороти-Энн. Дождь лил как из ведра и свирепствовала гроза, когда они с няней садились в длинный черный лимузин, чтобы отправиться вниз по реке в Манхэттен, эту величественную волшебную страну, выглядевшую как сказочный замок с его многочисленными башнями.
Но праздник превратился в трагедию.
Элизабет-Энн, понимая, что Генри не может бесконечно отталкивать Дороти-Энн, взяла дело в свои руки. В его расписании на день значился ленч, и Генри пребывал в ошибочной уверенности, что это деловая встреча, а не празднование дня рождения его дочери. Он обнаружил это только тогда, когда Элизабет-Энн пригласила его в свой кабинет.
