Легенды таинственного Петербурга | страница 74



Лабзин, несомненно, посещал собрания общества Грабянки. Они проходили в Мраморном дворце в покоях цесаревича Константина Павловича или в доме вдовы видного масона С. Плещеева. После разгрома общества Лабзин при всяком удобном случае устно и письменно открещивался от любых связей с безумным графом и группой его легковерных поклонников. Ему удалось это сделать, и доверие к нему как издателю было восстановлено. Александр Федорович добился разрешения на печать ранее запрещенного перевода книги Ю. Штиллинга «Тоска по Отчизне» и стал издавать книги в прежнем объеме. Многие из них пользовались большим успехом у современников и были настоящими интеллектуальными бестселлерами той эпохи.

Лабзин настойчиво прививал читающей публике вкус к серьезным философским и теологическим сочинениям. Одним из них был трактат «Мысли о небе, или Записки человека, обратившегося от заблуждений новой философии, сочинение, в котором победоносным образом поражаются лжемудрствования неверия и в коем доказывается истина христианской веры». Автором этой книги был испанский аристократ П. Олавидес, написавший ее во время Французской революции, свидетелем которой он был. Книга трижды выходила в Испании, а в 1805 году была издана в Лионе во французском переводе. Книга выдержала во Франции семь изданий (!), став одной из самых популярных в Европе. Для Лабзина было принципиально важно познакомить с такой книгой русского читателя.

Авторитет Лабзина среди российских братьев – вольных каменщиков неуклонно рос. Это признавали даже недоброжелатели. Г.Р. Державин, не слишком жаловавший масонов, уважал и любил Лабзина, доверял ему публичное чтение своих произведений, считая его непревзойденным чтецом. Он посвятил ему сборник своих стихов, написав при этом «Издателю моих песней». Лабзин в самом деле обладал прекрасным голосом и был изумительно красноречив. В сочетании со статной фигурой и пронзительным взглядом это производило сильное впечатление на людей. Некоторые говорили о его «гипнотизме» и «магнетизме». Александру Федоровичу такие разговоры льстили, они укрепляли его в сознании верности своего пути и тешили его гордыню.

Лабзин был чрезвычайно самолюбив и в ложах держался абсолютным деспотом, требуя от братьев беспрекословного повиновения. Он часто подавлял собеседников своей энергией, непоколебимой убежденностью и обширными познаниями. Лабзин не терпел возражений и ополчался на каждого, кто пытался ему перечить. Успокаивался он только в случае проявления полного смирения. Тогда он с охотой менял гнев на милость и проникался к человеку искренней привязанностью. Его отношения с братьями по масонству были скорее отцовскими, чем братскими. Он очень любил помогать, опекать и оказывать покровительство. В случае же упорного несогласия с его мнением, которое Лабзин всегда считал единственно правильным, Александр Федорович насмерть ссорился с человеком и порывал с ним навсегда. Так он рассорился и расстался со своим другом и соратником Д. Руничем.