Власть женщины | страница 51
Осип Федорович в первый раз после долгих месяцев вздохнул полною грудью.
Нравственно он успокоился, но и физическое утомление взяло свое. Он бросился на кушетку, и не прошло нескольких минут, как он заснул, как убитый.
Он проснулся только через три часа. Это было как раз время обеда. Он вошел в столовую совершенно свежий, обновленный, спокойный.
Вера Степановна встретила его приветливой улыбкой. За обедом она раскрашивала о похоронах. Он мало мог рассказать ей. Все время панихиды и похорон он лишь украдкой смотрел на князя Чичивадзе, остальных он не видел никого. Осип Федорович, однако, удовлетворял любопытство жены общими фразами.
— Она не оставила никакой записки? — сказала уже за чашкой кофе Вера Степановна.
Пашков молча встал, вышел в кабинет и, вернувшись с запиской баронессы в руках, также молча подал ее жене.
Какой-то внутренний голос побудил его сделать это.
Вера Степановна внимательно прочла записку и с волнением сказала:
— Она не ошиблась во мне… Я свято исполню ее волю.
Осип Федорович схватил обе руки этого ангела во плоти и покрыл их поцелуями.
XVII
Приемная дочь
Самоубийство баронессы фон Армфельдт в течение нескольких месяцев было предметом жарких пересудов в петербургских гостиных, а главным образом в Павловске, Петергофе и на Островах, куда вскоре на летний сезон переселилась часть петербургского большого света, лишенная родовых поместий и не уехавшая «на воды».
Делались догадки и предположения, сочинялись целые романтические истории.
Не говоря уже о том, что тотчас после катастрофы заметки о самоубийстве баронессы с фотографическим описанием гнездышка покончившей с собой великосветской красавицы появились на страницах столичных газет, подробно были описаны панихиды и похороны, в одной из уличных газеток начался печататься роман «В великосветском омуте», в котором досужий романист, — имя им теперь легион, — не бывший далее швейцарских великосветских домов, с апломбом, достойным лучшего применения, выводил на сцену князей, княгинь, графов и графинь, окружающих его героиню, «красавицу-баронессу», запутывающих ее в сетях интриг и доводящих несчастную до сомоотравления.
Хотя все эти великосветские денди и леди романа напоминали приказчиков Гостиного двора и мастериц модных магазинов, а сама «героиня-баронесса» почетную посетительницу «Альказара» и «Зоологического сада», но роман был прочтен с интересом завсегдатаями петербургских портерных и закусочных лавок.
С наступлением следующего зимнего сезона оба самоубийства, графа Шидловского и баронессы фон Армфельдт, были забыты, заслоненные выдвинувшимися другими пикантными историями на фоне великосветской жизни.