Таким образом, Вульф сопровождал Пушкина, помогая ему в трудную минуту. Это была их последняя встреча. Впоследствии Вульф вспоминал: “Поехал [из Голубова] в Тверь в 1836, а он в СПб., я уж Пушкина не видал. – Я был в Москве, когда извест[но стало] о † Пушкина”.
[23]15 июня 1836 года, возвратившись в свои Малинники, Вульф пишет Е. Н. Вревской:
…про Пушкина ничего не слыхал я: вероятно, и в Москве история эта ничем не кончилась; в противном случае молва всё случившееся давно бы разнесла по лицу земли. – Однако он еще не проезжал обратно в Петербург. Я тоже не ожидаю большого успеха его журналу, а это жаль, потому что он ведь человек женатый.[24]
Речь идет в этом письме о намечавшейся дуэли Пушкина с В. А. Соллогубом, которая должна была произойти в Твери, где противники не встретились и где Вульф, видимо, должен был выступить секундантом,[25] потом в Москве, где благодаря вмешательству П. В. Нащокина противники помирились.[26] Журнал, о котором Вульф ведет речь, – это пушкинский “Современник”.
Вульф находится, таким образом, в курсе всех пушкинских дел. Да и Пушкин – со своей стороны – также небезучастен к Вульфу. Мы не знаем их переписки за эти последние годы, но у нас есть все основания предположить, что отношение Пушкина к Вульфу изменилось. Прежде оно было несколько снисходительным и покровительственным. Пушкин понимал, что интересует Вульфа, и в письмах к нему говорил лишь о своих и Вульфовых любовных “похождениях”. Судя по всему, во второй половине 1830-х годов разговоры их уже не сводились только к любовным похождениям.
Дневник Вульфа этого времени свидетельствует о том, что Пушкин был для него не только наставником в науке любви. Все этапы создания дневника связаны с Пушкиным: он был начат под его влиянием и продолжался в систематическом общении Вульфа с Пушкиным. Вульфовский дневник живет, так сказать, мыслью о Пушкине, как, впрочем, и вся эпоха 1820–1830-х годов.
Мы не знаем полного содержания дневника Вульфа за 1832–1842 годы: первый публикатор, Л. Н. Майков, напечатал только фрагменты, а где находится теперь эта рукопись, неизвестно. И вероятно, что Л. Н. Майков намеренно выбрал для своей публикации в качестве последней записи дневника ту, которая посвящена Пушкину. Но теперь для нас она на самом деле завершает текст дневника и звучит весьма знаменательно:
Тут опять вспомнишь приятеля нашего Александра Сергеевича, который то же говорил в свое время:
Мне не к лицу и не по летам…
