Дети Ивана Соколова | страница 48

Мы проползли через полотно железной дороги, потом долго лежали. Еще ползли и забрались в воронку, пахнувшую порохом и дымом.

Все более и более светлело. Сияние ракет стало совсем бледным, и в мутном небе потускнели черточки трассирующих пуль.

Когда стало совсем светло, мы вылезли из воронки. Шура поправила панамку на голове, сморщила лицо и не спеша, молча пошла вперед совсем незнакомой мне походкой.

… Мы вышли через пустырь к разрушенному дому. У его ворот я увидел вооруженных людей, одетых в зелено-пепельные шинели.

Они разговаривали на незнакомом мне языке.

В первый раз я увидел перед собой захватчиков.

Они не обратили на нас никакого внимания.

Мы шли по разрушенной сталинградской улице. Моя бабушка Наталья Антоновна чуть наклонилась и сказала мне прямо в ухо:

— Перешли линию фронта!

Я не узнавал своего города. По его мостовым сновали враги. Они расчищали проходы, несли бревна и столбы, стояли на посту, чувствовали себя очень свободно, будто не мы, а они здесь всегда жили.

Над нами тянулся бросающийся в глаза красный провод.

Раньше я видел фашистов только на плакатах и хорошо представлял самого главного из них — с маленькими усиками и прядью волос, спускающейся на низкий лоб. У него длинные, загребущие руки и кричащий рот, как у гиены в зоологическом саду, на которую я всегда смотрел с отвращением.

Это он дал своим солдатам автоматы и карабины, а через плечи перекинул железные ленты с патронами.

Вначале я удивился — почему на них все трофейное. Сразу не сообразил, что им-то оно не трофейное, а свое.

А что, если они сейчас схватят меня и Шуру и начнут пытать?

Беспокойство перемешивалось с чувством любопытства. Мне казалось, что все это я разглядываю через полевой бинокль.

За плечами у солдат, как у школьников, висели большие желтые ранцы. Болтались тесаки. Сапоги коротенькие, на толстой подошве с шипами. И френчи короткие, с аккуратно вшитыми хлястиками.

Даже зло взяло — сколько среди них было чисто одетых, холеных и гладко выбритых. Они щурились от солнца, протирали очки, чистили зубы, прикладываясь к фляжкам, обтянутым сукном; потягивались, выходя из блиндажей, и громко приветствовали друг друга.

Шура не обращала внимания на гитлеровских солдат. Она шла прямо. Несколько раз нас окликали. Но какое дело до этих окриков глухой старухе, которая задыхалась, кряхтела и кашляла.

Шура шла все дальше, будто никого и ничего не замечала.

Иногда мне казалось, что вот-вот она наткнется на часовых. Один из них даже посторонился.