Мне недолго пришлось ждать Шуру. Она вернулась не одна, а с целой командой дружинников — бойцов МПВО. Старшей среди них была невысокая девушка, повязанная красной косынкой. Шура называла ее Лидой.
Все они ждали, что скажет пожилой дяденька, который с ломом в руке обошел здание кругом.
— Ну как? — спросила его Лида.
А дяденька только вздохнул и лег на землю у стены. Он погладил ее ладонью. И вслед за ним и другие дружинники дотронулись до стены. Будто все они, как врачи, ощупывали и выслушивали тяжелобольного.
Потом дяденька ударил ломом по кирпичу. Удар за ударом. Он долго долбил стену. Сделает несколько ударов, остановится, чуть уляжется красная кирпичная пыль, он снова бьет.
Все молча следили за ним. Наконец дяденька отбросил лом в сторону.
Пробитая щель оказалась очень узкой. Голоса из подвала стали слышней. Среди них я услышал и детские голоса.
«А вдруг там Оля?» — подумал я, посмотрел на Шуру, но ничего не сказал.
Дружинники не спускали глаз с темной дыры, пробитой в стене.
— Я полезу, — сказала Лида и поправила сбившуюся набок косынку.
— Это тебе не в Волгу нырять. Как ни тонка, а здесь застрянешь, — возразил ей дяденька и тут же внимательно смерил меня взглядом.
Я сразу все понял:
— Позволь мне, — сказал я Шуре.
— Валяй! — ответил за нее дяденька и почему-то спросил: — А не неженка?
Я встал перед ним навытяжку. Может, и был недавно неженкой, но кому-то лезть надо. Мне это всех сподручней.
Шура не протестовала.
Меня обвязали толстой веревкой.
Дяденька объяснил, что я должен делать, и, не теряя времени, подсадил, или, вернее, всунул в щель.
Мне мешали локти. Я вытянулся. Лезть было трудно. Не рассчитал свои движения и сбил колени. Шарил рукой. Веревка натянулась и сразу же отпустила меня. Я снова продвинулся вперед.
Кирпичная пыль забилась в глаза. Они заслезились, а тут, к моей досаде, что-то попало и в нос. Я чихнул и вздрогнул от неожиданности, будто кто ударил мне в барабанные перепонки. Чихнул еще раз, и это меня рассмешило. Сам себе сказал «на здоровье» и замотал головой.
Наконец я почувствовал, что щель кончилась. Веревка опять отпустила меня. Словно куда-то провалился, повис в пустоте. И вот опустил ногу. С радостью нащупал пол. Достал из кармана согнутую переломанную свечку и коробок спичек.
На неровный тусклый огонек ко мне ползли измученные и искалеченные люди. Некоторые тяжело дышали. Кто-то простонал:
— Как долго!
И мне здесь не хватало воздуха.
Я сказал, что скоро всех подымут.
