Перед вечером, бродя по магазинам, мы с Анютой не успели толком поговорить. Поэтому, когда выпили под салат и сказали имениннице тосты, мы с ней все тем же длинным коридором прошли на лестничную площадку, обшарпанную, но большую — хоть в пинг-понг играй.
Я спросил у нее, как дела.
Анюта сказала:
— Ну что дела? Там все кончено.
Там — это был все он же, ее крокодил, первая любовь.
— Точно? — поинтересовался я на всякий случай, потому что хотя там все было кончено уже давно, почти в самом начале, да вот у нее что-то все не кончалось, все оставалась какая-та царапина в душе, щелочка, которую Анюте никак не удавалось заткнуть, хоть попытки пару раз и предпринимались.
Анюта ответила:
— Да!.. Женат, счастлив, жена лучше него…
Она произнесла это с таким удовлетворением, словно ее давней заветной идеей было его так удачно, так благополучно женить.
Я покивал одобрительно: хорошо, мол, что жена лучше него.
В принципе, мне было все равно, женат он или нет и кто из супругов предпочтительней. Более того: Анюту я любил, а к нему относился безразлично и не мог заставить себя желать ему счастья с кем-нибудь, кроме нее. Но что я действительно одобрял, так это Анютино умение помогать самой себе, способность даже предельно тоскливую новость поворачивать к себе приемлемой стороной.
Я спросил, как ей работается.
Тут Анюта увлеклась, стала рассказывать про школу, про ребят: какие они все дылды, и как важно выглядеть не хуже девчонок-старшеклассниц, и как трудно держать уровень, когда мальчишки начинают хамить или ухаживать — и то и другое они делают мастерски, так вежливо, что не придерешься.
Но говорили мы с ней недолго. Сперва пришла Елена узнать, куда это мы запропастились, а потом и Милка с Женькой выбрались на площадку покурить.
Вскоре у девчонок пошел свой разговор. Я молча стоял у лестничных перил и слушал. Уходить было ни к чему — меня они все равно не стеснялись.
Милка колебалась, задумчиво поднимала брови и от этого становилась слабей и женственней. Ее длинные пальцы парили в воздухе, как у фокусника, достающего из сигаретного дыма куриное яйцо.
— Ну вот что делать? — спрашивала она.
— Выходи за него замуж, — благодушно убеждала Анюта. — Ты же любишь его. Ведь любишь?
— А все остальное? — сомневалась Милка, и рука ее, свободная от сигареты, плавно взмывала в воздух. — Ты же знаешь обстоятельства!
Про обстоятельства она уже рассказала.
У ее мальчика была дочь, девятнадцатилетняя студентка, симпатичная, неглупая и вполне современная. К роману отца она относилась сочувственно и с юмором. Вот этот-то юмор и выводил Милку из себя.
