И, представляя себе физиономию своего начальника, чиновник в восторге потирал руки, а тем временем на верхнем этаже неподвижно лежало тело старухи.
У г-жи Караван был озабоченный вид: ее мучила мысль, которую трудно было высказать. Наконец она собралась с духом:
– Не правда ли, мать подарила тебе свои часы с девушкой, играющей в бильбоке?
Он порылся в памяти и ответил:
– Да, да! Она мне сказала – но это было давно, когда только что переехала сюда, – так вот, она тогда сказала: «Часы достанутся тебе, если будешь обо мне хорошенько заботиться».
Г-жа Караван успокоилась, и лицо ее прояснилось.
– В таком случае, надо за ними сходить, а то, когда приедет твоя сестра, она не даст нам взять их.
Он заколебался:
– Ты так думаешь?..
Она рассердилась:
– Конечно, так думаю; если часы будут здесь – знать не знаем, ведать не ведаем: они наши. То же самое с комодом, который стоит в ее комнате, тот, что с мраморной доской: она подарила его мне однажды, когда была в духе. Мы снесем его вниз заодно.
У Каравана был несколько недоверчивый вид.
– Но, дорогая, не ответить бы за это!
Она сердито повернулась к нему:
– Ах, так! Ты всегда будешь верен себе? Ты способен смотреть, как твои дети умрут с голода, лишь бы тебе пальцем не пошевелить. Раз она мне отдала комод, он наш! А если твоя сестра будет недовольна, пусть-ка попробует сказать мне это в лицо! Плевала я на твою сестру! Ну, вставай, перенесем сейчас же все, что твоя мать нам подарила.
Покорный и дрожащий, он вылез из постели и хотел было надеть брюки, но жена остановила его:
– Нечего одеваться, оставайся в кальсонах; ведь я пойду так, как есть!
И оба они в ночных туалетах бесшумно поднялись по лестнице, осторожно открыли дверь и вошли в комнату, где четыре свечи, горевшие вокруг тарелки с веточкой букса, казалось, одни только и сторожили старуху в ее суровом покое; служанка, развалившись в кресле, протянув ноги, скрестив руки на животе, закинув голову набок, тоже неподвижная, спала с раскрытым ртом, слегка похрапывая.
Караван взял часы. То был один из тех нелепых предметов, какие в великом множестве произвело искусство Второй империи. Позолоченная бронзовая девица в венке из разнообразных цветов на голове держала в руке бильбоке, шарик которого служил маятником.
– Дай мне это, – сказала жена, – а ты возьми мраморную доску от комода.
Он повиновался и, задыхаясь, с усилием взвалил мрамор себе на плечо.
Затем супруги отправились к себе. Караван, согнувшись в дверях, начал, пошатываясь, спускаться по лестнице, а жена пятилась, освещая ему путь одной рукой и держа часы в другой.
