Перемена мест | страница 58



— Слушай, можно немного? Я тебя не очень разорю?

В Настином голосе звучало такое искреннее смущение, что Золотову самому стало неудобно. Что ж он, бутылку на стол поставил и молчит? Давно надо было предложить.

— Нет, что ты, конечно. Я тоже с тобой с удовольствием, — Вячеслав Андреевич свернул бутылке шею-пробку, плеснул в стаканы янтарный напиток.

— Я не пью, вообще-то. Просто последние дни все наперекосяк. В Москве черная кошка хотела дорогу перебежать, потом посмотрела на меня и передумала. Видимо, я — плохая примета.

— Вовсе нет, — подбодрил попутчик. — Ты очень хорошая примета.

Настя оставила комплимент без комментариев.

— У меня бутерброды есть закусить. И конфеты. Наши, великозельские. С птичьим молоком, очень вкусные. Будешь?

— С удовольствием.

Она порылась в сумке, достала пакет с бутербродами и несколько конфет-гулливеров, аккуратно разложила на салфетке.

— За знакомство, — глядя ей прямо в глаза, предложил Золотов и поднял пластиковый стаканчик с коньяком калининградского розлива.

* * *

Антон Романович Плетнев грустил на больничной койке, созерцая потрескавшийся потолок. Созерцание сопровождали те же запахи тухлой капусты и хлорки, что и во сне. И жуткая головная боль в затылочной части.

— Эй! Как вас звать? Нам нужны ваши данные…

Над Плетневым склонилась крупная женщина в белом халате. Он молча разглядывал ее. Женщина ему не нравилась — слишком вульгарно накрашена, к тому же под носом у нее топорщились еле заметные усы.

— Вы кто? Я где? — с трудом выговорил он.

— Успокойтесь. Все в порядке. Вы в больнице. Я — ваш лечащий врач, — ответила усатая.

— В какой больнице?

Голова у Плетнева сильно болела. Соображала плохо. Зачем ему врач? Он лечиться вроде бы не собирался. Вроде бы на здоровье не жаловался.

— В пятой московской. Как вы себя чувствуете?

— А как я сюда попал?

— Вас нашли на улице, возле кафе. С черепно-мозговой травмой.

А что Плетнев делал в кафе? Он обычно дома питается. И почему больница московская? Наверно, потому, что он в Москве живет. Жил бы, например, в Берлине — была бы берлинская.

— А где мои вещи? Одежда?

Ведь должны же быть у человека какие-то вещи. Не голым же он в кафе сидел. Телефон, наверно, был. Деньги, раз в кафе пошел. Документы. В документах, кстати, можно имя прочитать. И адрес.

— Видите ли, — усатая отвела глаза, — когда вас на улице забирала скорая, то вы были в костюме. Но в больницу вас привезли в одном нижнем белье. Пациент, который с вами ехал, говорят, украл вашу одежду и убежал. Это бригада виновата, не уследили. Мы здесь ни при чем. Там было что-то ценное?