***
В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта Поэта —
Наесться вдоволь ветчины.
Мне за мечту мою не стыдно.
Я и на хлебе протяну
Срок отведённый, но обидно,
До слёз обидно за страну.
Нередко стихотворения Н. Зиновьева состоят всего из одного четверостишия. Но и в этом случае они содержат чётко выраженную, буквально спрессованную авторскую мысль, которая привлекает и своей глубиной, и предельной словесной экономией в её выражении, и, самое главное, тем, что она воспринимается как присущая огромной массе соотечественников поэта. Сошлёмся хотя бы вот на это четверостишье:
***
В который раз нам это слышать:
«Вновь у ворот стоит беда,
Сцепите зубы, надо выжить!»
О, русский Бог, а жить когда?!.
Никого не оставит равнодушным такое же короткое стихотворение с распространённым названием «Мать»:
***
Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб… Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась.
Всего четыре скупых строки, а сколько же в них неожиданных поэтических ходов и находок! Но больше всего потрясает образ русской матери, созданный всего лишь одной стихотворной строкой. Казалось бы, материнская тема в поэзии давно исчерпала себя, но Н. Зиновьев находит такую её грань, которой пока ещё никто не прикоснулся. Находит не только потому, что щедро одарён поэтическим талантом, но и потому, что смысл своего творчества накрепко связывает с судьбами своего Отечества, считает своим гражданским долгом мужественно откликаться на всё то светлое, тёмное и даже трагическое, что в нём происходит.
Н. Зиновьев прямо заявил о том, что является продолжателем традиций тех поэтов, которые, как и он, с любовью и болью писали о России, о её нескончаемых бедах, но с надеждой на лучшее, на то, что лихая година рано или поздно исчерпает себя. Кто же они, русские поэты, которых он осознаёт как родственные души, почитает за учителей, считает своим долгом наследовать и нести в массы их мысли и чувства? Лет пять-шесть назад на встрече с читателями Н. Зиновьев, отвечая на вопрос о своих литературных пристрастиях, назвал своими кумирами Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, Б. Пастернака. Но, думается, линия связи с предшествующей русской поэзией тянется гораздо дальше: не только в XX, но и в XIX век. Неслучайно в сборнике (чаще всего в эпиграфах к стихам) упоминаются и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, и Тютчев, и Блок. При этом нельзя не обратить внимание на то, насколько кратко, тонко и исчерпывающе Зиновьев может дать точную оценку тому или иному поэту или его отдельному стихотворению. Взяв, например, в качестве эпиграфа к одному из стихов строки Блока «Сотри случайные черты и ты увидишь: мир прекрасен!», Зиновьев отдаёт ему дань как великому поэту, но при этом как бы ненароком замечает присущий его стихам «хлад ума», нехарактерный для традиционно русской поэзии:
