— Ну, это уж слишком! — раздраженно прорычал Николай. — Все свои мотивы вы укладываете под одну и ту же версию. Поищите другую и найдите Ксению! Я чувствую, ее жизнь висит на волоске!
Николай бросил трубку и застонал от собственного предположения, которое он только что высказал.
Он грубо выругался, что происходило с ним крайне редко, и прошел на кухню, где плеснул себе полбокала рома. Но, поднеся бокал к губам, отвел руку и поставил ром на стол — он пересилил себя, решив сдержаться от расслабухи — трезвость сейчас была его союзником. В этот момент позвонили в дверь.
Вошла Нинель, она чмокнула Николая в щеку, оставив прохладную влагу на его лице, и тут же спросила:
— Что нового, дорогой?
Вместо ответа Николай удрученно развел руки, прошел в гостиную и в задумчивости уселся на диван. Следом за ним впорхнула Нинель. Она обратила внимание на фотографии, разбросанные по столу, подошла к Николаю и ласково погладила его по голове:
— Не переживай, Коля, все устаканится.
— Я так не думаю, трое суток прошло и ничего не изменилось.
Он раздраженно вывернул голову из-под руки Нинель, и та недовольно фыркнула.
— Я принесла сиреневую блузку, ну, ту, что брала прошлый раз. Она выстирана и с ней все в порядке, — достала из глянцевого пакета блузку Нинель. — А теперь хочу взять вечернее платье Ксении, то, что с серебряными блестками. Оно мне очень идет, я в ней такая благородная! Ты не находишь?
— Бери что хочешь, только оставь меня в покое.
— Я завтра же верну, мы сегодня с Ромкой идем на премьеру в Оперный. Там заглавную партию будет петь Елена Образцова — ее специально из Москвы пригласили.
— Какого черта ты туда попрешься? Ты же все рано в этом ни бельмеса не понимаешь.
— Откуда тебе знать? Да и там весь цвет общества соберется, люди нужные будут, с которыми стоит познакомиться.
Нинель вертлявой походкой модели, от бедра, выбрасывая вперед, словно лошадь, ноги, приблизилась к дубовому шифоньеру, где хранила свою одежду Ксения, и распахнула обе его дверцы. Она сбросила прямо на пол свою спортивную рубашку и юбку, в которых пришла, и осталась лишь в малиновом бразильском микробикини. Узенькие, низко приспущенные плавки, едва не сваливались с ее красивых, бронзовых от загара, бедер.
Замерев на секунду от ароматов, излившихся на нее из нутра огромного итальянского шифоньера, Нинель стала перебирать на вешалке платья.
— Можно, я возьму еще и чулки? — спросила она, обернувшись к Николаю так, что стала видна ее, почти обнаженная, подтянутая грудь.
