— А не может он быть там?
— Я знаю, что он иногда днем туда ездил с проверкой. Но что ему там делать на ночь глядя? Теперь я и сама боюсь, как бы не случилось чего…
Николай откинулся на спинку тахты, положил голову на закинутые за затылок руки и прикрыл глаза. В его душе, словно до предела натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть, нарастала тревога. Время тянулось медленно, как тягучий клейстер, и надо было что-то предпринимать, а не ждать с моря погоды. Неожиданно для него, громко пробили напольные деревянные часы, стоявшие в углу комнаты. Николай взглянул на стрелки — они показывали девять вечера. В этот момент вся мозаика преступления, над разгадкой которого он три дня бился, окончательно сложилась в его голове в цельную картину. От возбуждения у Николая застучало в висках. Он вскочил:
— Мне пора!
— Куда ты, Коля? Одежда еще не просохла, — тоже встала со своего места Кира. — И, потом, как же Вова? Ты не будешь его дожидаться?
— Кажется, я знаю, где его найти, — отрешенно ответил Николай и стремительно прошел в коридор, где стал срывать с веревки свою сохнувшую одежду.
— Ты не хочешь сказать мне где именно? — Кира напряженно посмотрела вслед Николаю.
— Ты все узнаешь потом, Кира. Возможно, я ошибаюсь, — уклончиво сказал Николай, спешно одеваясь.
Кира вдруг с яростью бросила оземь своего пупса.
— Это не мой мальчик, не мой Сашенька! Это кукла, простая кукла!
Пупс, валявшийся на спине в нелепой позе с подвернутыми, словно сломанными ногами, хлопал, наивной голубизны, глазками и жалостливо верещал: «Ма-ма! Ма-ма!».
Женщина вся затряслась, лицо ее закаменело в перекошенной, страшной гримасе. Поплывший набок рот, блеснул острыми, белыми и, казалось, хищными, зубами. Из остекленелых глаз, в которые вмерзло страдание, полились крупные слезы. Николай, заметив резкую перемену в Кире, полуодетый, бросился, было, за таблетками геронтола на кухню, но та, не оборачиваясь к гостю, предостерегающе подняла руку и сказала холодно и отстраненно:
— Не надо! Ступай. Тебе Ксюшу искать надо! Может, еще, успеешь…
Николай не понял, что она имела в виду, но обрадовался тому, что его больше тут не задерживают. Сейчас решение своего дела было ему важнее, чем оставаться здесь с впадающей в безумный приступ Кирой. В несколько движений он окончательно оделся и выскочил на улицу.
Он побежал к дороге, разбрызгивая ночные лужи и распугивая прохожих, не жалевших для него самых неприличных слов. Там ему удалось поймать такси. За двойной тариф «туда и обратно», начавший, было, выпендриваться шофер, быстро согласился увезти Николая по темноте к черту на кулички в деревню Бугры.
