Вопрос был глупый и наглый, Саббах, естественно, не ответил, и она вышла. Тяжелая дверь мягко закрылась, отрезая сырой бетонный каземат от остального мира. Через полчаса он вызвал Абдаллаха.
– Ты был прав насчет Зухры, – сказал он, глядя в серую стену. – Она может провалить задание. Пошлем вместо нее Мадину!
– Мадину? Но у нее другая подготовка!
Амир махнул рукой.
– Она сообразительней, быстро приспосабливается к обстановке, успешно изучила винтовку, и поправочные таблицы… А пояс шахида вообще освоит за один раз. Главное – ускоренная психологическая подготовка. Ну, гипноз и сам знаешь что… Вначале посадите ее на чай, потом на кокаин. На все – неделя!
– Сделаю, амир!
– И не выпускать ее за пределы лагеря, ограничить контакты.
– Все понял! – Абдаллах кивнул головой и исчез.
А Саббах повалился на кровать и попытался уснуть. Но сон не шел. В памяти стоял последний вопрос Мадины.
Русские сокурсники прозвали Джараха «Хирургом». Через несколько лет, когда он станет заживо резать неверных на куски, это прозвище было бы заслуженным. Но тогда худощавый и застенчивый юноша ничем его не оправдывал, только именем: по-арабски хирургия – «джираха», а будущие лингвисты, естественно, не могли пройти мимо такого совпадения.
Двадцатилетний Джарах медленно привыкал к Москве. Все ему казалось удивительным: прославляющие коммунистическую партию плакаты на стенах домов, бесконечные очереди за самыми обычными апельсинами и кроссовками, привычка русских распивать спиртные напитки на улице, на глазах у всех. Удивительным был и язык: на птицу, уцепившуюся лапками за ветку, русские говорили «птичка на ветке сидит», зато на чучело этой птички говорили «оно стоит», «тарелка на столе стоит, но в раковине она лежит», автобусы почему-то называли скотовозами, а машины руководителей – членовозами. Но больше всего юного студента поразили русские девушки: они как будто специально оголяли ноги и груди до недопустимых по понятиям Джараха пределов, причем даже в холодную погоду. Греховный взгляд Хирурга почти всегда непроизвольно стремился к этим, не виданным у себя на родине, частям женского тела. Это сильно напрягало – он постоянно боялся, что его взоры будут кем-то замечены.
Жили они в комнате втроем: он, его соотечественник Тимур и русский парень – двадцатитрехлетний Сергей, который уже отслужил в армии. Такое расселение в общежитии было обычным – два иностранца и русский. Официально это объяснялось заботой об удобстве гостей СССР – и язык изучать проще, и любое необходимое разъяснение, совет или помощь можно получить в любое время. Правда, Тимур считал, что Сергей следит за каждым их шагом и докладывает о них в КГБ, это же делают и русские студенты из других комнат.
