Снова началось угощение. Вячеслав Яковлевич заставил зашуметь самовар.
После ужина направились опять в библиотеку и стали рассматривать разные рукописи. Среди них были рассказы, отпечатанные на машинке. Один из них Вячеслав Яковлевич тут же прочитал вслух. Помню, это был рассказ о дряхлом старике, который позабыл имя своей старухи…
— «Сначала, — говорит, — «молодухой» ее кликали, потом «Митревной», а имя-то вот и не помню… забыл…»
Все эти копии он подарил мне…
К вечеру из Ленинграда приехали мать и отец Клавдии Михайловны, которые жили там и почти всегда на праздники приезжали в Детское, чтобы помогать Клавдии Михайловне, когда соберутся гости. А гости у них были почти всегда одни и те же: живущие через улицу А. Н. Толстой и его семейство — жена Наталия Васильевна, сын Никита, дочь Марианна и мать Наталии Васильевны — Крандиевская Анастасия Романовна. В тот вечер я разговорился с нею о ее рассказах, читанных мною еще в деревне в 1905 году. Это заинтересовало Крандиевскую, но писательница была почти совсем глухая, и разговор наш не клеился. Увидев это, Вячеслав Яковлевич подошел ко мне и шепнул:
— «Погромче разговаривайте, она плохо слышит».
Помню отзыв о Крандиевской Горького в письме к Чехову.
«Видел писательницу Крандиевскую — хороша! Скромная, о себе много не думает, жаль ее — она глуховата немного и, говоря с ней, приходится кричать. Хорошая бабочка и любит Вас безумно и хорошо понимает…»
Были в тот вечер в гостях у Шишковых, кроме семейства Толстых, еще несколько человек: художник Петров-Воткин и другие.
Был уже поздний час, когда разошлись гости. Меня устроили спать в огромном, знакомом уже мне кабинете, на диване, под большим портретом Петра III.
Утром после легкого завтрака Вячеслав Яковлевич пригласил меня прогуляться по парку.
— Пока женщины готовят кое-что да управляются с домашними делами, мы погуляем…
Был ласковый весенний день, природа оживала, дышала молодостью и силой. Ее пробуждение вселяло и в нас какое-то особенно радостное и бодрое настроение.
Вячеслав Яковлевич словно помолодел, он обращал внимание на пробивающуюся из земли зеленую травку. Ходили мы от дерева к дереву и по-детски радовались зелени.
— Вспомнился мне один случай из сибирской таежной жизни… — сказал он, — я вот также засмотрелся на большую сосну, ствол которой блестел красными рубинами. Стою и удивляюсь. «Да, это комарье, — сказал мой спутник. — Пока мы ехали, они насосались крови и опьянели».
