Реджепов подошел к креслу президента, наклонился, взял его за руку и, глядя в глаза, сказал:
– Ты прав, Александр Петрович, я нехорошо о тебе сказал. И я при всех прошу прощения. А имя я вам не буду называть. Считайте, что это был Рокфеллер. Или Ротшильд. Или главный масон, в кого вы там верите? Я бы назвал его шайтаном, потому что в каком-то смысле он и есть шайтан. Страшный, безжалостный шайтан, который все про нас знает.
Стало тихо.
«Наверное, кто-то из международного финансового надзора прилетал. Но напугал он Узбека качественно!» – подумал Водянкин и спросил сам себя: а какая информация лично о нём известна безжалостному шайтану?
Реджепов между тем перешел к практическим вопросам.
– И ещё. Ряшкина давно пора было убрать, я говорил. Надо подумать, кого вместо него. Надо хорошего министра полиции. Надо всех смело убирать, кто мешает. – Реджепов снова оглядел собрание. – Кто дурак и трус, тех убирать надо. Полковник Жихов будет координировать эту работу.
Жихов победоносно поглядел на собравшихся.
Реджепов продолжил, как говорили когда-то, «давать вводные»:
– В рамках военного положения открываются большие возможности навести порядок. Люди пусть думают, что всё осталось, как было. Но всё по-другому будет, слышите? Военное время и диктатура. Всех, кто против, – арестовывать, потом разберёмся. Хороший повод ещё раз каждого на свет посмотреть. Кто все эти годы оплакивал Россию – выявить и взять под контроль, понятно я говорю? Выдвигайте вперёд молодых, смелых, вон Водянкина! Павел – человек перспективный, серьёзно говорю! Не зря мы его выдвигаем!
Теперь наступила очередь Водянкина почувствовать себя триумфатором. Он поймал на себе удивлённый взгляд Овчинникова. Старик, похоже, только сейчас понял, что за его спиной Реджепов и Водянкин сошлись гораздо ближе, чем он думал. Полухин старался выглядеть равнодушным, но было видно, как он напряжён. Впрочем, ему волноваться было нечего, он давно смирился с ролью зиц-председателя.
Удивительна была откровенность Реджепова и его многословность. Никто никогда не слышал от узбека столько слов сразу. Он никогда впрямую не говорил о политике. Обычно всё решалось какими-то полунамеками с восточной образностью. И вдруг такая речь, да не простая, а целая программа действий!
– То есть, значит, надо рукава засучить и московскую орду остановить, – Овчинников косо улыбнулся и сказал будто в сторону: – До каких пор из-за московских засранцев я буду беспокоиться за свои деньги? Проклятый город!
