Она считает меня всезнайкой. Она мне сто раз это говорила, и я стараюсь хотя бы при ней лишний раз это не демонстрировать, но что я могу поделать, если меня так и тянет поправить грамматическую ошибку или напомнить определение из словаря. Я при этом вовсе не хочу показать свое превосходство, просто я так устроена и не могу иначе. Я пыталась задавать Джунипер вопросы о том о сем, притворялась, будто не знаю то, что прекрасно знаю, но это она сочла оскорбительным, и она права, но как мне еще поступать? Я стремлюсь к идеалу, и в этот идеал входят замечательные отношения с сестрой, как в кино, как в книгах, как во всех этих сюжетах, где у сестер самая нежная любовь, самые близкие отношения на всю жизнь.
У Джунипер дислексия. Она считает это еще одним изъяном, еще одной несправедливостью мира, но я же вижу, что это помогает ей воспринимать все по-другому. Я привыкла решать задачи, я однозначно воспринимаю буквы и цифры, вникаю в изложенные доказательства и прихожу к верному выводу. Джунипер умнее и глубже. Она читает другое и по-другому. Она людей считывает. Не знаю, как ей удается, но она присматривается, прислушивается и приходит к таким заключениям, какие и я вообразить бы не могла, и обычно угадывает верно. Я смотрю на все прямо, а ее взгляд словно огибает людей и предметы, искривляется, кружит, переворачивает все вверх дном и находит ответ. Я никогда не делилась с Джунипер этими своими мыслями о ней, я думаю их про себя, иначе она опять оскорбится, что я, мол, пытаюсь быть снисходительной, а ведь на самом деле я немного ей в этом и завидую.
Теперь мне вспомнилось, как мама сказала, что, может быть, Джимми Чайлд и не первый, кого Трибунал оправдал.
– Ты не слыхал, бывали еще люди, которые предстали перед Трибуналом, но не были осуждены? – шепнула я Арту.
Он повернулся ко мне, но руку мою выпустил. Сердится, что я никак с этой темы не слезу.
– Нет, ничего об этом не знаю.
– Наверное, были и другие, признанные невиновными. Твой папа никогда ничего не говорил?
– Черт побери, Селестина, да хватит уже!
– Я всего лишь спросила.
– Нечего спрашивать!
– Разве нечего?
– По крайней мере, тут не место, – говорит он, тревожно оглядываясь по сторонам.
Я смолкаю. Гляжу прямо перед собой на Заклейменную женщину – она встала и собирается выходить. Вышла, и в автобус вошла довольно крупная женщина средних лет. Она поздоровалась с той, на костылях, уселась возле нее, и они принялись болтать.
