Мечтательница из Остенде | страница 31



– После того как Вильгельм прочел мой альбом, – продолжала Эмма, – он с изумлением обнаружил, что был первым мужчиной, который обладал мною.

– Что вы сказали?

– Да-да, вы не ослышались. Ему понадобилось вполне вещественное доказательство, чтобы убедиться, что до него я была девственницей.

– Признаться, эти записи не очень-то похожи на изречения непорочной девственницы.

– Я была девственницей, но вовсе не непорочной. Иначе как бы я смогла измыслить эти строки, а затем реализовать их на деле?! Нет, я освоила эту науку еще раньше, в Африке.

– В Африке?

– Да, именно так я объяснила и Вильгельму.


«Я провела детство в черной Африке, на просторной вилле с колоннами, где слуги пытались уберечь нас от жары с помощью штор и вентиляторов, что, впрочем, создавало в комнатах лишь теплую тень. Я и родилась там же, в Конго, – эта страна была алмазом в венце бельгийской колониальной империи. Мой отец приехал туда в качестве преподавателя литературы для белой буржуазии Киншасы; в гостиных местного высшего света он познакомился с богатой молодой девицей, влюбился в нее и, хотя не имел никакого состояния, а был всего лишь образованным молодым человеком, добился брака с ней. Мое появление на свет убило мою мать: она умерла сразу после родов, и я знаю ее только по фотографии в коричневых тонах, стоявшей на фортепиано, на котором она некогда играла; после ее кончины инструмент заперли, и он стоял в гостиной эдаким немым величественным саркофагом; снимок же довольно скоро выцвел, и я, достигнув отрочества, различала на нем всего лишь хрупкий призрачный силуэт. Отец стал вторым призраком моего детства: он то ли винил меня в гибели своей жены, то ли просто презирал, но не уделял мне ни внимания, ни заботы. Получив богатое женино наследство, он истратил все деньги на покупку тысяч книг, после чего заперся у себя в библиотеке, выходя оттуда лишь в часы лекций.

Однако я, как всякий ребенок, находила свою повседневную жизнь вполне нормальной. Конечно, мне случалось завидовать подругам, у которых были матери, но я вовсе не считала себя обездоленной, поскольку меня окружали няньки с плавной поступью и бархатными голосами и веселые служанки, питавшие ко мне любовь с примесью жалости. Что же касается отца, то его одиночество и безразличие только усугубляли мою тягу к этому загадочному человеку. Все мои усилия тех лет были направлены на одну-единственную цель – найти доступ к отцу, сблизиться с ним!