Всё же одна ощутимая потеря для Миронова случилась в том бою. Пока он бился врукопашную с фашистами, в пулемёт, оставленный на бруствере, угодили осколки снаряда, пулемёт надо было ремонтировать или заменять.
— Не переживай, Сашок, — успокоил Прохоров. — Побудешь пока у меня вторым номером. Когда получишь новый пулемёт, встанешь на своё место.
— Давай так, — согласился Миронов.
Тем более, что его помощника — рядового Яковлева тяжело ранило.
5
На смех Прохорова рядовой отреагировал без обиды, но с шутливым упрёком.
— Вы-то тоже хороши — ильменские ушкуйники! — сказал Миронов. — Мы хоть бы и тучи подпирали — ну, и ладно. Кому от того плохо? А вы-то людей обирали, притесняли по Селигеру да по Волге, да по Северу до самого Урала. Дед мне, тоже в детстве, про вас говорил: «Такали да такали и русскую свободу всю протакали — ищи ветра в поле». Вот так, Иван Силантич!
— Глубоко ты пашешь, Сашок, ой, глубоко! — изумленно поглядел на него Прохоров.
За это он и любил Миронова, и подружились-то они потому, что были по родовым землям соседями — сержант до войны недолго работал бригадиром в колхозе под Старой Руссой.
— Ладно, чего старину ворошить, а то до самой ночи найдём, что в костёр бросать, баек хватит, — примирился сержант. — Открою тебе, Сашок, один секрет. Самоё лучшее в непогодь — в баньку пойти! Вот, представь, ветрище гудит на улице, как вон этот у нас наверху, дождь холодный хлещет, с кепки и с плаща течёт, настроение — сумрак. А ты идёшь по тропке через сад к баньке, заходишь, значит, в предбанник, одежду долой, и голый открываешь дверь в саму баню.
Прохоров замолчал, представляя, как заходит в баню, и довольная улыбка появилась на губах.
— Под ноги — пар клубами, в нос — аромат от веников березовых, запаренных в тазу, — продолжал сержант. — Из ковша плеснёшь на горку камней красных — оттуда столбом пар. Сидишь да веничком хлещешь бока! Вот так, вот так!
Иван даже показал, как он хлещет себя веником.
— После придёшь в избу, само собой, чистого самогона примешь стаканчик. Чистого, ядрёного! Чтоб, значит, банька пошла на пользу. После, само собой, в кровать к желанной бабе подкатишь, да чтоб у неё поуже была! Эх, красота!
— А у меня в деревне тоже есть банька, — поддержал товарища Миронов, но его прервал другой боец.
— Иван, кончай душу травить, нутро всё выворачивает! — обернулся рядовой Семенцов, слышавший их разговор. — А то я зарыдаю!
— Нежный какой! — бросил сержант. — Спасибо сказал бы, что тебе согревают душу, а ты ещё хорохоришься…
