Марьинские клещи | страница 46



24

Суд над Коневым, который можно было назвать предварительным, а не официальным, тот должен был состояться позже, начался в штабе фронта.

— Объясните, как получилось, что четыре армии вашего фронта попали в окружение? — начал председатель комиссии ГКО Вячеслав Михайлович Молотов.

Генерал, сохраняя выдержку и спокойствие, давал пояснения, перечислял запросы в Ставку, признавал и просчеты своего штаба.

— Говорите конкретно! — прервал Конева армейский комиссар Лев Мехлис. — Ваши доводы нам известны, незачем их повторять. Отвечайте на заданный вам вопрос по существу!

Иван Степанович едва сдержался, чтобы не бросить резкую реплику в адрес комиссара.

Лев Захарович Мехлис был доктором экономических наук.

Правда, закончил он всего 6 классов еврейского коммерческого училища. Родился Мехлис в Одессе в еврейской семье в 1889 году. По выходу из училища был конторщиком, домашним учителем, состоял в сионистской партии «Поалей Цион».

После революции примкнул к большевикам.

Чуть позже Мехлис познакомился со Сталиным, а в 30-е годы де-факто исполнял обязанности личного секретаря Иосифа Виссарионовича. В тот же период Мехлис окончил Институт красной профессуры. Влияние Мехлиса в «верхнем эшелоне» управления СССР было огромным. Он заведовал отделом печати ЦК и одновременно был главным редактором центрального органа — газеты «Правда». Три года (1937–1940) Лев Захарович занимал должности заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной армии.

В июне 1941 года его вновь назначили на высокие посты, присвоили звание армейского комиссара 1-го ранга, что было равнозначно званию генерала армии. Лев Захарович имел репутацию «тяжелого человека», вероятно, за своё пристрастие видеть и находить вокруг себя и дальше не только друзей и соратников, но преимущественно — врагов и вредителей.

«Будет казнь!», — мысль обожгла генерала.

На какое-то мгновение он почувствовал жалость к себе, будто видел себя самого чужими глазами и со стороны, а вместе с жалостью ощутил даже равнодушие, будто допрашивали не его, а кого-то другого.

Но тут же, сломив слабость, Конев начал выкладывать последние аргументы. Непродуманно, считал он, по приказу Ставки отвели 49-ю армию Резервного фронта на другой фронт за сутки до операции «Тайфун». И, наконец, Иван Степанович вспомнил товарища Сталина, его критику Красной армии, которую слышал собственными ушами, когда присутствовал на совещании в Кремле.