Накинув китель, командующий вышел на воздух.
Подмораживало. Слабо долетал никогда не смолкавший, а теперь приглушённый гул оттуда — с передовой. В тёмном небе искрились, мерцали звёзды, а Полярная звезда светила так низко, что, казалось, её можно достать руками. Иван Степанович закурил, медленно зашагал вдоль зимнего флигеля, ощущая бодрящую свежесть.
За углом, на повороте в барский парк, с ним поравнялся часовой, назвал себя сержантом Басовым, начал докладывать.
— Вольно, — остановил часового генерал. — Как по имени?
— Николай, — назвался сержант.
Коневу захотелось поговорить с бойцом, закваска с гражданской войны осталась, когда служил комиссаром. Иногда такой разговор благотворно влиял на настроение и теперь мог бы развеять остатки смятенных чувств от страшного сна.
— Откуда родом? — поинтересовался Иван Степанович.
— Из Торжка я, товарищ командующий, — робко ответил сержант.
Он был явно смущён близостью самого генерала Конева, о котором среди солдат ходили легенды.
— Слышал о нём, но не бывал там ни разу, — мягко сказал генерал, как бы желая своим тоном освободить бойца от волнения. — Славный град? Должно быть, как и мой Никольск, небольшой?
— Самой Москвы, товарищ командующий, Торжок старше на сто лет. А в нём красот — не обсказать сколько, — преодолев неловкость, оживился Басов. — Народ у нас добрый, приветливый. Для меня — так город большой, а кому-то, может, и не велик будет, у нас частушку пели:
Возле шумных дорог
Над рекою Тверцою
Стоит древний Торжок,
Молодой душою.
В век советский живём,
Что ни день чудесней,
И в столицу везём
Радостные песни.
— Забавная частушка! — улыбнулся Конев.
— Я вас, товарищ командующий, когда кончится война, приглашаю в гости, — осмелел Басов. — Мой дом на улице Болотной, все знают. Мы за Русь стояли испокон веков, всяких врагов били.
Конев удивился сержанту, но не подал виду.
— Спасибо за приглашение, — отозвался генерал. — Ждёт тебя кто-то дома?
— Ждут, товарищ командующий, ждут меня, — ответил Басов. — Мать ждёт, отец, сестры, любимая девушка Надя.
— Светлое имя, — сказал генерал. — Ради них береги себя, боец!
— Спасибо, товарищ командующий, — поблагодарил Басов.
Конев развернулся и зашагал назад к штабному подъезду.
12
Хрупкий иней тонкими узорами разукрасил луговины, опушки, взгорки, будто осыпал предрассветную землю крупной солью. С уходом темноты на обширных смоленских просторах открывалась чудовищная картина сосредоточения фашистских войск — колыхалось серое людское море, трудно чем-либо измеряемое.
