Короче, придумывали, кто что мог, а придумав — горячо отстаивали свои выдумки и... нетерпеливо ждали, когда вернется сам Кремнев.
— А я почему-то предчувствую, что...
— Кремнев! — незаметно швырнув в траву цигарку, шепнул Галькевич и, вскочив на ноги, скомандовал:
— Р-рота — смир-р-рно! Товарищ капитан!
— Вольно, — прервал его капитан и приказал: — Построй роту.
В течение нескольких минут рота была построена. Разведчики настороженно следили за каждым движением своего командира.
Заложив руки за спину, Кремнев медленно прошелся вдоль строя, хмуро посматривая на носки своих новеньких хромовых сапог. Сапоги были густо заляпаны грязью, и казалось, что капитану очень жаль своей обновы и он думает теперь только о ней.
Но вот он остановился и снова отрывисто приказал:
— Слушай мою команду!
На поляне стало тихо-тихо. Было слышно, как сбрасывает с себя береза пожухлые рыжие листья, да где-то далеко-далеко ухает наша батарея тяжелых орудий.
— Старший сержант Галькевич!
— Я!
— Старший сержант Шаповалов!
— Я!
— Сержант Кузнецов!
— Я!
— Рядовые: Аимбетов!
— Я!
— Бондаренко!
— Я!
— Бизун!
— Я!
— Веселов!
— Я!
— Герасимович!
— Я!
— Кравцов!
— Я!
— Крючок!
. — Я!
— Кого назвал — два шага вперед! Остальные... напра-во! Старшина Филипович! Продолжайте занятия!
— Есть продолжать занятия! — выбежав из строя, козырнул пожилой старшина, и по березнику раскатился его могучий голос:
— Р-рота! Слушай мою команду! Ш-шагом... а-арш! Десятки ног, обутых в тяжелые солдатские ботинки, твердо ступили на влажную, скользкую землю.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой! —
звонко затянул кто-то впереди, и звонкие молодые голоса слаженно и дружно подхватили:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная.
Священная война!..
Рота уходила все дальше и дальше. Удалялась, затихала песня. На опустевшей поляне, среди мокрых, печальных берез, осталось одиннадцать человек. Старшему из них, командиру, было двадцать восемь лет.
— Можно курить, — сказал Кремнев, когда рота скрылась за рощей. — А вы, — повернулся он к Галькевичу и Шаповалову, — идите за мной.
Они пересекли поляну и остановились под той самой березой, где еще недавно сидели взводные. Ветер крутил, заламывал ее гибкие ветви. Береза глухо вздыхала, тяжело раскачивалась из стороны в сторону, будто хотела сойти с этого голого места в затишье, да вот только никак не могла вырваться из липкой грязи.
— Что это вы остановились на таком сквозняке? — бросив на траву планшет, спросил Кремнев.
