Гроза зреет в тишине | страница 17



Хмара долгим взглядом посмотрел в глаза разведчику, взял со стола запечатанный пакет, встал.

— Верю. И от всего сердца желаю удачи. — Хмара передал Кремневу пакет, пошарил в грудном кармане и, отыскав какой-то клочок бумаги, сказал: «Прочитайте и запомните. На это вам… на это вам ровно пять минут».

Кремнев пробежал глазами коротенький текст и вернул его назад.

— Уже? — удивился Хмара.

— Вы забыли, что я лечу в район, где жил годами. Каждая из этих явок мне давным-давно знакома.

— И все же повторите, — не поверил Хмара.

Кремнев повторил.

— Ну вот и отлично! — обрадовался Хмара. — Я очень спешу. Видите ли, я тоже хотел лететь с вами, мне крайне нужно навестить один партизанский отряд. Но обстановка изменилась, и я должен лететь в Москву. Насчет радиосвязи с Центром, — радист получил исчерпывающую инструкцию. Он и вас введет в курс дела. А теперь давайте карту номер один. Видите поляну? Это — Лесничовка. На поле, близ Лесничовки, вы и приземлитесь. А там, до первой явки, — ножками. Вопросы есть?

— Есть.

— Слушаю.

— Леонид Петрович, скажите, вы лично изучали список людей, которых я и штаб дивизии включили в спецгруппу?

— Не я один.

— Почему вычеркнут из списка опытный разведчик — белорус...

— Старшина Филипович?

— Да. Человек еще до войны был награжден орденом Ленина.

— Василь Иванович, прости, но ни тебе, ни Филиповичу я помочь не могу. Даже если бы и очень хотел.

— Но почему?

— На то есть причины, — уклонился от прямого ответа Хмара и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

— Можно узнать, какие? — не отступал Кремнев.

Леонид Петрович посмотрел в глаза Кремневу, помолчал, будто решая: говорить или не стоит? — и сказал:

— Знаю: Филипович твой друг. Но раз настаиваешь — слушай. 24 февраля этого года, под Ржевом, из вашей же дивизии, которая тогда была в окружении, дезертировал сын Сымона Рыгоровича Филиповича рядовой Павел Филипович.

— Пашка?! — Минуту Василь недоуменно смотрел на полковника, потом категорически отрезал: — Ложь! Это дикая ложь! Павел сидит в тюрьме, за хулиганство. Пырнул соперника ножом...

— Сидел в тюрьме, — перебив Кремнева, спокойно уточнил Хмара. — А в начале января 1942 года его освободили и направили на фронт.

— И все же я не верю, — упрямо повторил Василь. — Не может этого быть!

— На войне все может быть, Кремнев. Война — это огромный триер, на котором сортируются люди. Ну, да не тебе об этом говорить. Возвращайся сейчас же в группу и готовься к вылету. Завтра в полночь надо быть на аэродроме.