Щедрые милости ожидали всех опальных царствования Бориса. Осыпаны ими были и Никитичи. Ивану Никитичу было сказано боярство, а Филарет возвращен в Москву и возведен в сан митрополита Ростовского и Ярославского. Есть известие, по которому Филарет сначала отказывался от этого высокого назначения, так что его «тогда едва священным собором умолиша»>219. Инокиня Марфа тоже вернулась из ссылки и поселилась вместе с девятилетним сыном Михаилом в Ростове, где они и прожили до 1608 года.
Нет ничего удивительного в том, что самозванец, желая показать себя «прямым царским сыном», жаловал Романовых. Но почему они не обличили Лжедмитрия? Деликатность этого обстоятельства понималась впоследствии Филаретом Никитичем и другими людьми ХVП века, и они старались обойти молчанием историю Романовых при самозванце>220. Немногие памятники Смуты позволили себе заговорить прямо об интересующих нас фактах. Зато они вполне удовлетворительно выяснили нам как источник милостей «ростриги», так и причину молчания Никитичей. О первом мы уже говорили выше. О молчании Никитичей, не обличивших самозванца, хотя и не называя их прямо, повествует позднее «Сказание о царстве Федора Ивановича». Оно отмечает, что «иные страха ради и великия нужды и умолчали до времени»>221. И действительно, выступить в первое время царствования самозванца со словами обличения значило обнаружить исключительное геройство и притом почти без всякой надежды на успех. Тем более трудно было ожидать подобного выступления от опальных Никитичей, старший из которых до последних дней царствования Годунова томился в невольном монастырском уединении. Правда, Филарет показал себя впоследствии способным на патриотический подвиг, но это было при других обстоятельствах, когда опасность грозила самому дорогому достоянию древнерусских людей – православной вере. А первое время царствования Лжедмитрия о подобной опасности никто и не помышлял.
Прошло несколько месяцев, и настроение москвичей резко изменилось. Двусмысленное поведение нового царя, не уважавшего русских обычаев и решившегося жениться на иноверке – Марине Мнишек, бесчинства польских и литовских его приверженцев мало-помалу открыли глаза жителям столицы на то, к чему стремился самозванец, тайный католик, и возбудили народное негодование. Этим воспользовался искушенный в политических интригах князь Василий Иванович Шуйский. Он уже в первые дни царствования Лжедмитрия пытался поднять против него русских людей, был вместе с ближайшими родственниками присужден к казни, прощен на плахе и после ссылки возвращен в Москву, где и занял прежнее положение. Шуйский воспользовался своим возвращением для организации движения против самозванца. Дело пошло удачно, и семнадцатого мая 1606 года Лжедмитрий был свергнут и убит через девять дней после своей женитьбы. Его молодая жена, ее отец и многие знатные поляки были взяты в плен, менее знатные перебиты расходившейся московской чернью. Руководитель переворота князь Василий Шуйский при помощи своих приверженцев был провозглашен царем, не устроив созыва общеземского собора для санкции своего вступления на престол.
