Договорятся.
Но о чем?
И когда уже?
Эльфийский язык, конечно, красивый, певучий. Даже обычно царапающая слух хрипотца Грина окрашивается мягкими нотками, когда он произносит незнакомые длинные слова, а глубокий баритон Оливера как никогда глубок и чувственен, и хочется слушать его, закрыв глаза, желательно, откинувшись при этом на мягкую кровать или утонув в душистом стогу, и чтобы милорд ректор говорил чуть тише, а мои руки обвивали его шею… Но нельзя же вот так! Или подайте мне сюда стог, или будьте людьми — говорите по-человечески!
Мои мысленные воззвания остались без внимания.
Не скажу, что маги в мою сторону не смотрели, наоборот, смотрели все чаще. Поглядывали, если точнее. То один, то другой. С сомнением, с задумчивостью, с тревогой. Похоже, дошли до уготованной мне роли «живца». Но это уже было вопиющей наглостью: решать без меня мою же участь. Поэтому я улучила момент и негромко обратилась к не принимавшему непосредственное участие в обсуждениях инспектору:
— Знаете, что я подумала, мистер Крейг? Библиотекарю ведь наверняка уже известно обо мне. О том, что я все помню и мои записи не меняются.
Ректор и доктор враз прервали практические занятия по эльфийскому разговорному. Но Оливер на меня не шикнул, не сделал знак замолчать, подтвердив мои догадки насчет того, что Грин теперь среди посвященных и можно не осторожничать при нем.
— Так вот, — продолжила я, по-прежнему обращаясь только к Крейгу, — я думаю, что он захочет меня устранить. Да?
— Ну-у… — полицейский неуверенно замялся.
— Захочет-захочет, — заверила я. — Вдруг я смогу помешать его планам?
— Мисс Аштон, я вам обещаю… — начал Оливер, но смолк, перехватив мой сердитый взгляд: раньше надо было говорить. И на понятном языке.
— Библиотекарь попытается меня убить, а вы его поймаете, — закончила я оптимистично.
Мне казалось, после того, как я своим предложением избавила его от необходимости лгать мне в глаза и юлить, ректор должен был вздохнуть с облегчением. Инспектор — обрадоваться, что приманка сама вызвалась. А Грин… ну, не знаю… просто рукой махнуть… Но вместо всеобщего воодушевления кабинете воцарилась напряженная тишина.
Первым отмер Оливер Райхон:
— Элизабет, я разделяю ваше беспокойство…
— При чем тут беспокойство? — растерялась я. — Вы не поняли, что я сказала?
— А вы сами поняли? — вступил Грин. И продолжил, обращаясь уже к другим участникам сцены: — Мисс Аштон не совсем в себе после недавних потрясений, не стоит принимать ее слова всерьез.
