А за окном высоко под потолком косо летит снег, и давит ветер на стёкла…. и тихо дышит Рената…
Через два часа мы спускаемся этажом ниже в своё курсовое помещение. Сегодня будем акварелью заканчивать пышнотелую Анну. Ей лет сорок, и рисуем мы её обнажённой по пояс. Здесь я могу расслабиться — я почти всё закончил. Наши все побежали на обеденный перерыв, а для нас с Юрой Анна достала из сумки блинчики с мясом, которые вчера обещала принести. Несколько блинчиков я кладу на тарелку, накрываю её блюдцем и бегу на второй этаж к Гунте.
— Ну, что рисуете сегодня? — спросила Гунта.
Она взяла блинчик двумя пальцами, поднесла к губам… приоткрыла их и, глядя на меня затуманенными глазами, провела по губам языком…
— Гунта, если будешь продолжать издеваться надо мной, то вечером я тебя изнасилую!
— Наконец-то ты сказал что-то дельное! Это самое лучшее, что я слышала от тебя за последнее время! Обязательно приходи… только боюсь, что от тебя самого мокрое место останется! — усмехнулась она и добавила: — Что сегодня делал?
— Рисовал голых женщин.
— Бедный! Как я тебе сочувствую!
— Я так измучился!
— Ты только береги себя, дорогой, импотентом не стань. А то привыкаешь… привыкаешь…
— Да ты что! Вот сейчас меня так возбуждает… что ты в майке и джинсах… Гунта, пока никто не видит, надень свою куртку, шапочку и завяжись шарфом до бровей! Я тогда вообще с ума сойду от страсти!..
— Да! Интересный случай! Кто-то о тебе напишет диссертацию. Бери тоже блинчик.
— Есть их вместе с тобой — какой-то разврат!
— Какой ты!.. Я начинаю бояться за тебя! Успокойся, на, кусай!
И она протянула мне свой блинчик. Я откусил половину, а вторую половинку, смеясь, съела она.
— Гунта, я вот не припомню, мы когда-нибудь с тобой ссорились?
— Это ты со своей Наташкой ссоришься, а со мной ты живёшь душа в душу!
Я смахнул пальцем крошку с уголка её рта.
— Как думаешь, — спросила она, — возможна дружба между парнем и девушкой?
— Конечно, нет.
— Вот и я так думаю. Иди, дурак!
— Жди меня, моя жертва! Вечером я приду.
— Жду тебя, мокрое место!
За окнами стемнело, и всё также ветер бьёт по стёклам колким снегом. Я доделал свою акварель Анны. Потом были два часа шрифта. Под шорох снега за окнами мы писали на листах ватмана редисными перьями текст готическим шрифтом. И остаются теперь только наброски, до них ещё целый час.
Я иду по коридору первого этажа. Справа от меня мастерские скульпторов, а в центре коридора, занимая почти всё свободное пространство, стоят монументальные скульптуры. По широкой лестнице, разветвляющейся влево и вправо, поднимаюсь на второй этаж живописцев.
