– Зачем вы меня вызывали, лорд Старленд? – пришлось сжать всю волю в кулак, чтобы сохранить невозмутимость.
– Наедине ты могла бы звать меня просто по имени, – в его голосе послышался упрек. – После того, что между нами было, я думал, мы стали гораздо ближе.
– А что было, лорд Старленд? – я намеренно подчеркнула обращение. – Всего лишь взаимное физическое притяжение. Мы поддались порыву, который уже прошел.
Некоторое время он смотрел на меня чуть прищуренными глазами, будто пытаясь осознать смысл сказанного. Потом тряхнул головой, и в следующую секунду лицо стало холодным и отстраненным.
– Собственно, я вызывал вас не для выяснения личных отношений, адептка Тиррен. – Теперь уже меня болезненно уколол его тон. Но чего я ожидала? Первая затеяла эту игру, а он лишь согласился на ее правила.
– В таком случае для чего?
– Присаживайтесь, – он махнул рукой в сторону стула для посетителей, и я с радостью опустилась на него. Когда стоишь, трудно скрыть дрожь в ногах. А меня сейчас всю колотило от противоречивых эмоций, которые прятать становилось все труднее.
Ирмерий продолжал стоять у окна. Скрестил руки на груди и скользил по мне спокойным безразличным взглядом. Если и играл, то делал это мастерски. Намного лучше, чем я. Так мастерски, что у меня глаза защипало от подступающих слез.
– Речь об адепте Лоннерсе, – соизволил заговорить ректор. – Я подумал, что должен лично сообщить вам о смене его наказания.
– Вы немного опоздали, – отозвалась я, передернув плечами. Меньше всего хотелось сейчас говорить о Шейне. Теперь я сама желала выяснить то, что происходит между нами.
Но, видимо, упустила единственную возможность. – Мне уже рассказали об этом. Ему заменили запрет покидать Академию на исправительные работы в пограничной страже.
– Именно так. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Хочу, чтобы вы поняли, я бы мог настоять на прежнем наказании. Но для этого пришлось бы посвятить декана Байдерна в настоящую причину моего решения. А я не хотел бы этого делать.
– Все в порядке, – тихо откликнулась я. – Вы правы, лучше не предавать это огласке.
– Рад, что вы одобрили мое решение.
Воцарилась тишина. Все было уже сказано. Ирмерию оставалось только попрощаться и разрешить мне уйти, но он почему-то медлил. Смотрел с затаенной надеждой, будто ожидал, что я что-то скажу или сделаю, что продлит нашу встречу. И, Тараш свидетель, как же сильно я сама этого хотела! Но понимала, что это только все усложнит. Пришлось приложить немало усилий, чтобы подняться со стула и, не глядя на ректора, произнести:
