Ты чувствуешь все, но не можешь сказать.
Над прибрежной осокой летают стрекозы, водяная крыса возится в ивовых зарослях.
Ты тоже умеешь двигаться. Ты поднимаешь с земли белый камень. Ты думаешь:
Вот кто знает цену молчанию.
Камень этот тебе как родственник, ты касаешься камня губами, открываешь рот:
О Оло.
И далее повторяешь по памяти имена в порядке Сотворения:
Небо.
Земля.
Тьма.
Бездна.
Вода.
Свет.
День.
Ночь.
Вечер.
Утро.
Твердь.
Вода.
Суша.
Земля.
Море.
Зелень.
Трава.
Семя.
Дерево.
Плод.
Светила.
Знамения.
Время.
День.
Год.
Душа.
Птица.
Рыба.
Скот.
Гад.
Зверь. Человек. Мужчина. Женщина.
И стало так. Прочие же имена, которые всем скотам, и птицам небесным, и светилам, и морям земным – дал я, Адам, в Едеме на Востоке, на берегу Хид-декель реки.
Ветер листает Книгу Адама, что записана на кленовых листах. Я стою у старого Клена, читаю, и Клен отвечает – покачивается. В его венах нагревается сладкий сон. День будет долгим и жарким. Теперь, когда я стал понимать растения, это меня не радует. И на поле теперь я смотрю не усталым взглядом пахаря и не похотливым – землевладельца, но долгим и пристальным, полным земного торжества и небесной печали. Глазами дерева.
Белоголовые одуванчики стоят по колено в плевел-траве, ветер качает их нимбы. В Корабельном поле явились спелые одуванчики, как собор тех святых, просиявших в земле Российской, чьи имена не будут открыты.
Господу нужны не только чтецы, но и плотники. Даже дворникам и прачкам найдется дело в Новом Иерусалиме. Они выметут пыль из-под ног разбойников, помилованных в день Страшного Суда, и добела отмоют их одежды. Они уже там и ждут нас.
Святые – небесные квартирьеры.
Стрекоза сидит на моем плече, я смотрю, как она дышит. Будь я фотограф, что продает свое зрение, я бы сделал портрет стрекозы, но я не помню, кем я был.
Складки на коже Клена говорят о морозах и весеннем пожаре. На моей ладони линии тоже переплелись, образовав знак огня. Теперь, наверное, в руке можно кипятить чай.
Уплотнения в ветре тоже говорят. Клен затихает. Свет, ветер, запах реки образуют над нами прозрачную пирамиду, на вершине которой – Ангел.
……………………………………………………………………………………………
Я открыл для приветствия рот, и ветер загудел во мне, как в пустой бутылке.
Мне стало страшно от ощущения своей пустоты.
Я знаю, что смерть нигде меня не поджидает. Мы неразлучны с ней, путешествуем вдвоем, и каждый пронзительный пейзаж, неожиданное событие или физиологическое состояние я привык оценивать по пригодности слияния с ней. Что если бы здесь и сейчас я умер, было бы это красиво, прилично, или, по моим заслугам и прегрешениям, можно поискать другие места.
