Плевать! Я передернул плечами и отошел к тумбочке. Защелкнул на запястье браслет хронометра и принялся одеваться, а в голове, будто заевшая грампластинка, крутилось: «Воскресенье. Воскресенье. Воскресенье!»
Бал!
В четыре часа пополудни начнется бал, и если на нем что–то пойдет не так…
Об этом не хотелось даже думать.
Усилием воли я заставил себя позабыть о дурных предчувствиях и отправился в ванную.
— Комната готова? — спросил у попавшегося на обратном пути Теодора.
— Готова, виконт, — подтвердил дворецкий и пригладил черные как смоль бакенбарды. — Какие вести из Нового Света?
— Все по–прежнему, — сообщил я. — Хьюстон в осаде, по всей линии фронта идут позиционные бои.
— Ацтеки никак не угомонятся, да? — покачал головой Теодор и предложил: — Хотите осмотреть гостевую комнату?
— Это лишнее, — отказался я и спустился на первый этаж.
Живот подводило от голода, но завтракать дома я обыкновения не имел и по выходным захаживал в итальянскую таверну неподалеку, где мне был открыт кредит. А поскольку сегодня привычный распорядок дня полетел в тартарары, оставалось лишь глотать слюну в ожидании вечернего приема.
Я досадливо глянул на хронометр, и тут в прихожей звякнул колокольчик.
— О! — многозначительно произнес дворецкий, не отстававший от меня ни на шаг.
Известие о прибытии гостя попросту выбило его из колеи. Впрочем, меня это обстоятельство нервировало несказанно больше. Во многих знаниях — многие горести, все верно.
Тем не менее я своей растерянности выказывать не стал.
— Оставь это мне, Теодор, — отослал я слугу, вышел из дома и поспешил к воротам. На ходу нацепил на нос очки — и круглые темные окуляры враз вернули уверенность в собственных силах.
Сомнения оставили меня; я решительно распахнул дверь и улыбнулся молодой девушке с огненно–рыжими волосами, правильными чертами симпатичного округлого лица и бесцветно–светлыми глазами сиятельной. Фигуру гостьи скрывал длинный плащ, но я и так знал, что сложением она могла дать фору самой Афродите. Стройные бедра, осиная талия, высокая грудь…
— Елизавета—Мария! — со всем возможным радушием улыбнулся я, прогоняя вставшее перед глазами видение. — Словами не передать, как меня радует, что вы сочли возможным принять приглашение…
— Леопольд, вы были чрезвычайно убедительны, — легко рассмеялась девушка, передавая объемный дорожный саквояж. — Вы просто не оставили мне выбора!
— Надеюсь, не нарушил ваших планов…
— Нисколько, уверяю вас!
Блеснули в улыбке белоснежные зубы, и с некоторой долей отстранения я решил, что лишь тонкие бледные губы не позволяют причислить Елизавету—Марию к писаным красавицам. Но заострять на этом внимание не стал и поспешно отступил в сторону, впуская гостью внутрь:
