Корпорация «Коррупция» | страница 33



на пергаментный лист армянского лаваша. Пораженный, он истуканом застыл на месте, но

быстро нашелся, чтобы постараться восстановить статус-кво:


– Как вы говорите… Василий Петрович? На сколько я понимаю, вы – лицо

неофициальное, скорее даже постороннее на месте происшествия. Ваше присутствие

вызывает большие вопросы к следственным органам, и мы это обязательно обсудим с

соответствующими руководителями. А сейчас попрошу освободить помещение! – его рука

безапелляционно указала на дверь. – Будут официальные полномочия – милости просим…


Ни один мускул не дрогнул на лице Леднева, и только вздувшаяся жилка на шее

говорила о его бешенстве. Не собираясь сдавать позиций, он всем своим видом

демонстрировал, что чувствует себя в кабинете губернатора вольготно и уходить никуда не

торопится.


– Мне не интересно препираться с вами, Юрий Алексеевич, – в противовес

губернатору он снизил тон и говорил почти шепотом. – Я здесь по прямому указанию

Владимира Ивановича Васнецова. Ва-сне-цо-ва, – фамилия шефа была произнесена по

слогам для пущей убедительности. – И если вам необходимо официальное подтверждение

моих полномочий, поверьте, оно обязательно будет. Вместе с объединенной комиссией

Следственного комитета и ФСБ. С официальными заявлениями по центральным

телеканалам. С выемкой необходимой документации… И когда доклад о результатах

работы комиссии попадет в администрацию Президента – вот тогда начнется сущий ад для

всего руководства Южноморского края и для вас лично. Происходящее сегодня покажется

раем…


Услышав упоминание про рай и ад, а пуще того – фамилию руководителя думской

комиссии по безопасности, Колобов понял, что своим поведением безответственно пилит

сук, на котором сидит со всеми удобствами. Что там в действительности произошло со

Штурминым – не ведомо, но совершенно точно, что никто не заинтересован в придании

огласке этого дела. Несмотря на близкую к кристальной честность советника,

проверяющие наверняка раскопают что-нибудь нелицеприятное, ухватятся за эти факты и

начнут трясти ими на каждом углу. Если же все пройдет тихо, то со временем можно будет

договориться, сгладить острые углы, решить скользкие вопросы. ЧП забудется, и жизнь

войдет в прежнее русло. Публичность же погубит всех, породит такую волну, которая

камня на камне не оставит: и в крае, и за его пределами. И как только вся пена поднимется

на поверхность, станет достоянием гласности, его, Колобова, по голове не погладят. Тогда

никто не вспомнит прежних заслуг, не оценит, что после развала девяностых буквально