“Звон мечей и пение стрел? Стоны гибнущих? — окончательно опешили слуги. — Такой редкой тишины и мира вокруг никто из нас и не припомнит!”
Юноша опустил голову и больше не произнес ни слова. “Не помутился ли он в рассудке?” — подумали слуги. Они справедливо решили, что смерть отца неожиданно откликнулась в сыне такой болью, что он не смог справиться с постигшем его горем. И только тут обратили внимание на то, что верхней одежды на юноше не было. Правда, она и не пропала — лежала рядом. Но не просто оказалась сброшена на землю. В одежду был завернут предмет — в два локтя длинной, кажется, узкий и прочный.
“Что же нашел он в этом поле?” — думали слуги.
Когда юношу спросили, не хочет ли он вернуться на корабль, и тот ответил согласием, один из слуг решил было помочь ему — взять ношу. Но Доротеос поспешно накрыл рукой свою находку и сказал:
“Никогда не касайтесь этого. — И добавил: — Если хотите остаться в живых”.
Купеческие корабли возвращались по реке Борисфену домой. И день ото дня слуги удивлялись молодому хозяину. Больше другого — его молчанию, а еще пуще — редко брошенному слову. Потому что слова его отныне не были словами молодого человека. Скорее, — решили самые умные из слуг, — они подошли бы умудренному опытом мужу. Их Доротеос точно прозрел, побывав на том холме. И отныне стал видеть и слышать большее, чем иные.
А сам юноша все чаще уединялся и, закрывая глаза, вспоминал Великую Битву. Вот темная рать сгинула, буря улеглась. Он встал и пошел в поле, где сверкал осколок недавней Битвы. Умиряя шаги, он подходил все ближе. И скоро увидел лежавший на земле Меч. Он долго не решался взять его, хотел уйти прочь, но затем… поднял его. Обеими руками. Но едва он коснулся Оружия, как оно запылало. Меч загорелся ярко-золотым светом и разгорался все сильнее, но не жег ладоней и пальцев. А потом из острия клинка, как его продолжение, потянулся золотой луч — он рос стремительно, стрелой летя вперед. И когда окончания этого луча, рассекшего пространство, уже не было видно, юноша понял, каково это оружие, какова его сила и кем оно отставлено здесь. Он держал в руках Меч, выкованный из первородного огня.
Меч Ангела…
Но юноша не знал, что ему делать с этим подарком, уже готовым стать для него самой тяжелой ношей; подарком, очень скоро заставившим пожалеть его, что когда-то, на чужой варварской земле, он был свидетелем Великой Битвы…
Те же три дня, пока днем и ночью горела звезда, были первыми днями от Рождества Христова. И случилось это в тех местах, где в Борисфен впадала другая река…»
