— Здорово! — вторил ему Ивась, представляя, как они принесут партизанам телефон и как те будут рады, что ребята сохранили для них такую нужную вещь.
Весь день прошел в приподнятом настроении и радостно-тревожном ожидании. Но настал вечер, а партизан не было.
«Завтра придут», — успокаивал себя Ивась, ложась спать. Но утром он увидел счастливое лицо квартирохозяина.
— Вернулись наши! Ночью вернулись! Они нарочно выходили из города. Думаешь, у них мало сил? Нет! Они специально ушли, чтобы посмотреть, кто этому обрадуется.
Ивась слушал его, как всегда, с отвращением. Чтобы отвязаться, взялся за книжку. Теперь он ежедневно читал по нескольку страниц из каждого учебника. На этот раз перед ним была «Логика». Ивась читал, но не понимал ни слова. Мысли его были далеки от силлогизмов, о которых писал Челпанов. «Почему партизаны не пришли? Неужели это и в самом деле был намеренный маневр?»
Он вздыхал и в десятый раз повторял пример неправильного силлогизма.
После обеда в комнату снова зашел Сергий Евтихиевич:
— Тебя вызывает какой-то гимназист.
Ивась закрыл книгу и вышел на крыльцо. Там с винтовкой за плечами стоял Юрко Молодкевич.
— Здорово! — И, вглядываясь в Ивася, добавил: — Ты взял телефонный аппарат из помещения полиции…
— Я взял телефонный аппарат?! — воскликнул Ивась с таким неподдельным удивлением, что сам поразился. — Да ты что? — И он не мигая посмотрел прямо в глаза Молодкевичу.
— Есть сведения, что ты сорвал телефонный аппарат. Есть сведения, — сказал Молодкевич, не повышая голоса.
— Это поклеп! — возмутился Ивась, продолжая все так же прямо смотреть на Молодкевича.
Тот, очевидно, немного потерял уверенность в том, что Карабутенко виноват, и сказал уже другим тоном:
— Тогда пройдемся к корнету Коханенко.
При упоминании о корнете Ивась нечеловеческим усилием воли сдержал внутреннюю дрожь и, бросив: «Сейчас оденусь», — ушел в комнаты.
Корнет Коханенко! О его жестокости говорил весь город. Это был тот самый корнет, который когда-то служил начальником советской милиции, потом — петлюровской, а теперь командовал белогвардейской дружиной и, вероятно чтобы доказать свою преданность контрреволюции, при всяком удобном случае пытал арестованных по подозрению в связях с красными. А что, если этот корнет вспомнит еще и разговор, который происходил у него с Ивасем и Аверковым? Каким пронизывающим взглядом смотрел он тогда на них обоих!
На улице Молодкевич предложил ему идти рядом, а не впереди.
