Значительно повлияла на взгляды Ивася по национальному вопросу весна 1918 года, и притом без помощи митингов, речей, брошюр и воззваний. Они с Аверковым стояли на улице в толпе других граждан и молча наблюдали колонну немецких солдат, входившую в город в соответствии с договором между Украинской Центральной радой и кайзером Вильгельмом Вторым.
Люди в основном вздыхали, как вдруг раздалось:
— Вот тебе и Центральная рада! Продала свою мать-Украину немцам…
Ивась оглянулся и заметил позади себя старичка, довольно интеллигентного на вид.
— Как вам не стыдно так говорить! — возразил ему сосед — стройный молодой человек с усиками, лицо которого показалось Ивасю знакомым. — Немцы не выполнили договор! Немцы обманули нас! Не Центральная рада, а немцы!
— Обманули… Да что там — дети сидели в Центральной раде? Обманули… Продали!
Ивась наконец узнал человека с усиками. Он был начальником милиции при Центральной раде. Потом, когда в городе установилась Советская власть, этот тип остался в милиции, но уже клялся отдать жизнь не за Центральную раду, а за Советскую власть… А теперь? Верно, устроится у немцев?..
Ивась с презрением смотрел на тонкие черты наглого лица, чувствуя, как растет его ненависть к этому человеку. На губах Аверкова мелькнула улыбка. Глядя прямо в глаза офицеру, он проговорил с нажимом:
— «Дадут колбаски пожевать — ты все продашь, отца и мать!»
— Как твоя фамилия? — вспыхнул бывший начальник милиции.
— Шевченко, — ответил юноша, — Тарас Шевченко!
Стук кованых сапог по мостовой глушил перебранку, но несколько человек удивленно обернулись.
— Ха-ха-ха… — засмеялся старичок. — Правильно, молодой человек! Тарас Григорьевич Шевченко!
— Как твоя фамилия, я спрашиваю?! — прошипел бывший начальник милиции.
— Я сказал! — засмеялся Аверков, чувствуя поддержку публики.
— Ты еще скажешь! — угрожающе процедил молодой человек с усиками, и Ивась испугался.
— Пойдем! — он дернул товарища за рукав, и они шмыгнули в толпу.
— Большевик! — послышалось вслед.
— Хо-хо! Большевик! Какой из гимназиста большевик?. Да вы знаете…
Что дальше говорил старичок, Ивась уже не слышал, спеша как можно дальше уйти от опасного «оппонента».
Вскоре приход гетмана Скоропадского, назначенного немецким оккупационным командованием, окончательно убедил Ивася, что нельзя правильно разрешить национальную проблему, не разрешив классовую, и что в первую очередь надо решать именно классовый вопрос.
