Озадаченный и опечаленный отец Василий рассматривал церковные свечи, пока Юлия раскладывала их по ячейкам свечного ящика. Юлия явно готовилась что-то сказать мужу, набиралась сил. И вот вздохнула и решилась произнести вполголоса:
– А знаешь, есть… способ один…
Но отец Василий бдительности никогда не терял и подвох бабий чуял за километр.
– Юлия, какой способ?!! Ты же университет с отличием окончила!!!! Не позорь красный диплом МГУ! Ты же филолог! Что, опять старушек наслушалась? Опять чудеса? Бабки-ворожеи?.. Мракобесие какое-то! Ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь. Тем более что завела ты этот разговор на Страстной неделе! Скверно, матушка, суеверие какое-то разводи nib!
Матушка Юлия в ответ только молча с досады покачала головой. Отец Василий ушел готовиться к вечерней службе.
Утром следующего дня на ругачёвский открытый рынок, тот, что на площади прямо перед храмом, пришла матушка Юлия. Вежливо раскланиваясь с пожилыми прихожанками, присматривала, что нужно взять к обеду. Ее окликнула подошедшая к ней Маня…
На этих словах баба Маня, слушавшая с интересом рассказ соседки, встрепенулась, выпрямилась и, гордо поправив на лбу цветастый платок, решила, что пришло время снова показать себя:
– Ну да, я и говорю ей: «Слава Богу, матушка, опять стали загораться свечи в нашем храме». А она с радости-то возьми и ответь мне: «Да, – говорит, – я сегодня новую упаковку свечей вскрыла прямо в церкви да разложила в свечной лавке – и все прекрасно горят!» Тут-то я ей и выпалила в ответ: «Значит, в сарае вашем что-то нечисто! Освятить нужно! А то мало ли что там по ночам происходит: лукавый везде местечко себе отыщет да гнездышко совьет!»
От этих слов помолодевшее лицо Тони вспыхнуло каким-то неземным огнем, как будто зажглось об ее золотую улыбку и окрасилось – совсем как пасхальное яйцо бронзовой позолотой. А баба Маня захорохорилась и хотела было опять затянуть свое «Вот чудо было так чудо…» Но тут на нее зашикали, затолкали под локоть остальные слушатели – мол, дай настоящий рассказ про чудо досказать. И тихая Валентина, успевшая обкатать за время «вынужденного перерыва» два разноцветных красочных яичка, продолжила:
– Да, это замечание Мани матушка Юлия потом так и выложила за обедом отцу Василию.
Отец Василий всю ночь никак заснуть не мог: все ворочался да думал про сарай свой. И раздавался в ночи его изумленный и растерянный шепот: «Не может быть!» Когда утром отец Василий проснулся, первым делом он освятил недавно построенный, стоящий рядом с домом сарай. Потом, засучив рукава, схватил топор и, перекрестившись, храбро вошел в него. И в этот момент и раздался тот самый страшный визг и вопль, который запомнился всем в округе. Закружилось все внутри сарая и начало взлетать кверху дном. Издалека в деревне, даже у самого болотистого берега речушки Ругача, было слышно, как отец Василий с криками «Держи его, держи!» с кем-то сражается. Окна в домах звенели и дрожали от Ругачёва до Покровского. И, наконец, вышел отец Василий из сарая – с расцарапанным лицом и с крепко-накрепко схваченным за лапы самим… чертом, продолжавшим до последнего отбиваться от победителя когтистыми лапами и кожистыми липкими крыльями.
