Правда, ей предоставили второй шанс все исправить, хотя сделать это – означает убить все ее мечты и надежды. Но нужно идти до конца ради отца с матерью. Они делали для нее все. Дали все возможности. О да, она знала: все родители идут на это ради любимых детей. Рядом с любовью неизменно идут жертвы. Но как насчет ее любви к ним? Если можно сделать что-то, чтобы остаток жизни отца, будь это годы или месяцы, оказался таким же спокойным и беззаботным, как ее существование с самого дня рождения, она пойдет на все. Это так просто.
И так сложно.
Бертон был безупречно вежлив с тех пор, как привез ее домой, – это единственный термин, которым можно описать его холодную учтивость, с какой он приветствовал ее каждый раз, когда она приезжала на работу.
Она мельком увидела его отражение в оконном стекле. Он стоял у нее за спиной, словно мысли о нем помогли ему материализоваться здесь, в ее кабинете.
Она повернулась, готовая встретить его лицом к лицу.
– Ты дома уже неделю, – спокойно заметил он, но она видела, как на его лбу, у самых волос, пульсирует вена – верный признак крайнего недовольства. – Я думал, что к этому времени ты могла бы сделать какое-то усилие, чтобы обсудить нашу свадьбу.
– Я… Она осеклась. Что тут можно сказать?
– Я был более чем благоразумен, Шанал, дал тебе неделю, чтобы прийти в себя после твоего безрассудного поступка. Но думал, ты поймешь, что я не буду ждать вечно. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Назначь дату.
В его голосе звучала мрачная решимость, от которой по ее спине прошел озноб. Шанал подавила вздох.
– Двенадцатое сентября, – как можно тверже сказала она и, выведя на экран календарь, пролистала даты. – Но никакой помпы на этот раз. Все очень скромно.
– Превосходно, – кивнул он. – Я все устрою. Рад видеть, что ты пришла в чувство. Двенадцатое – идеальная дата. К тому времени я вернусь.
– Вернешься? Откуда? Он не упоминал о том, что собрался куда-то.
– Меня ждут на нашем предприятии в Калифорнии. Срочное и неожиданное дело. Я вылетаю завтра.
Шанал с трудом скрывала облегчение. Жить без его угнетающего присутствия – небольшая компенсация за следующие несколько недель.
– Проблема? – поинтересовалась она.
– Ничего такого, чего я не смог бы решить, – заверил он и, шагнув к ней, приподнял ее подбородок и поцеловал. Его губы были холодными и скользкими, как он сам. Несмотря на все его старания, она продолжала плотно сжимать губы. Ничего похожего на тепло и жгучую потребность, которые она испытывала с Рейфом. Эти двое диаметрально противоположны. Вместо медленно расцветавшего желания она ощутила укол брезгливости. Вместо предвкушения она испытывала только страх.
