Народники же, настаивая на своемъ противоположеніи, впадаютъ иной разъ въ забавное высокомѣріе, не смотря на все свое преклоненіе предъ народомъ. Приведемъ, напр., одно мѣсто изъ книги г. Пругавина. Разсказывая о пристрастіи крестьянъ къ картинкамъ, онъ говоритъ:
«По этому поводу намъ невольно вспоминается слѣдующій, по нашему мнѣнію, глубоко трогательный курсивъ нашъ) народный разсказъ, записанный однимъ изъ статистиковъ московскаго земства.
Старикъ-крестьянинъ, возвращаясь откуда то домой, вмѣстѣ съ своей женой, нашелъ на дорогѣ исписанный листокъ писчей бумаги.
– Крестись, старуха, – говоритъ онъ, обращаясь къ женѣ,– y насъ теперь дома грамотка завелась!
– А ты, старикъ,– отвѣчаетъ жена,-прилѣпи грамотку-то на стѣну: все въ избѣ-то повеселѣе будетъ (курсивъ автора).
Такъ скромны эстетическія требованія мужика, придавленнаго нуждой, но въ то же время и такъ живучи» (стр. 284).
Г. Пругавинъ тронутъ такой живучестью въ мужикѣ потребностей высшаго порядка, не замѣчая, что въ сущности его умиленіе обидно для «народа». Въ самомъ дѣлѣ, что тутъ особеннаго, чѣмъ можно бы и стоило «тронуться»? Вѣдь, не былъ бы онъ тронутъ, если бы кто-нибудь изъ его друзей-интеллигентовъ, пожелалъ украсить стѣны своей комнаты картинкой. Ему показалось бы такое желаніе вполнѣ простымъ и естественнымъ.
Для г. Пругавина потребовалась цѣлая книга, чтобы убѣдить себя въ слѣдующихъ истинахъ: «1) народъ желаетъ учиться; 2) народъ желаетъ читать; 3) народъ жаждетъ духовныхъ, нравственныхъ впечатлѣній». И только послѣ тщательнаго разсмотрѣнія всѣхъ «за» и «противъ», г. Пругавинъ заявляетъ; «Смѣемъ думать, что намъ удалось установить достаточно прочно эти три главныя положенія».
Вопросъ не въ томъ, желаетъ ли народъ учиться и есть ли y него высшія потребности, a въ томъ, какъ и кто долженъ удовлетворить его «запросы»?
Врядъ ли кто отрицаетъ теперь необходимость бороться съ невѣжествомъ народа, какъ съ такимъ зломъ, которое подрываетъ всѣ «благія начинанія», къ какой бы области они ни относились. Но нужно же разбираться въ вопросѣ. Г. Пыпинъ, возражая въ 1891 г. г. Пругавину, вполнѣ справедливо возмущался фииантропической постановкой вопроса, какъ это дѣлаетъ г. Пругавинъ и во второмъ изданіи своей книги. «Мы должны бы, кажется, – говоритъ г. Пыпинъ,– весь вопросъ ставить иначе – развивать мысли не о томъ, что какая то „интеллигенція“ обязана за что-то расплатиться съ народомъ, устраивая для него филантропическія школы, a о томъ, чтобы народное образованіе, независимо отъ всякой личной философіи, поставлено было тѣмъ нормальнымъ образомъ, какимъ оно могло быть и было поставлено y другихъ народовъ; чтобы народъ пользовался извѣстною долею образованія не вслѣдствіе случайной благотворительности, a въ правильномъ законномъ порядкѣ вещей… Проповѣдь филантропіи питаетъ заблужденіе, отводитъ глаза отъ необходимости ставить вопросъ во всей его національной, государственной широтѣ!»…
