Он пожал плечами.
— Кое-кто.
«Исчерпывающий» ответ. С тем же успехом он мог бы, как обычно, промолчать.
Неожиданно он встал рядом со мной, так близко, что тепло его тела согрело мою влажную озябшую кожу. Почему этот мужчина не носит рубашку? Хотя некоторые сочли бы, что прикрывать такую великолепную грудь одеждой — грешно.
— Тебе лучше уехать, — тихо посоветовал он.
Его близость напомнила мне, как мы впервые встретились: он схватил меня, обнял, коснулся, напугал. У меня перехватило дыхание. Тот сон вернулся. Румянец залил лицо, а тело отозвалось на воспоминания о сексе, которого у нас никогда не было.
— П-полиция, — не в силах отвести взгляд от его глаз, заикаясь, выдавила я.
— После того как прибудут полицейские. Уезжай с болота. Из Нового Орлеана. Из Луизианы.
— Не могу.
— Почему?
— Я пообещала… — я замолчала, не в силах произнести свою клятву, выразить словами свою боль, свою тоску.
Он взял меня за руку и, ко всему прочему, у меня перехватило дыхание. Прикосновение было непроизвольным, совсем не игривым, но все же меня проняло от макушки до кончиков пальцев.
Я была молодой здоровой женщиной. Конечно же, я хотела секса. Но еще больше мне хотелось прижаться к этому мужчине, ощутить с ним близость не ради удовольствия, а ради утешения.
— Что ты пообещала? — Рюэлль наклонил голову, и его распущенные волосы скользнули по плечу.
Перед глазами пронеслась картина: эти самые волосы плавно скользят вниз по моему телу, и мне кажется, что ничего эротичнее я никогда не испытывала. Я ненадолго отвела взгляд. Этому не бывать.
— Я взялась доказать, что невероятное существует. — Он тупо на меня уставился, и я предприняла еще одну попытку: — Сверхъестественное.
— Привидения? — Адам возвел глаза к ночному небу. — Ты выбрала подходящее место.
— Не привидения. Твари.
— Чудовища? — Он перевел пристальный взгляд на мое лицо. — Зачем кому-то понадобилось такое доказывать?
Я не могла говорить о Саймоне с полуобнаженным мужчиной, который пробудил во мне крупицу страсти впервые с тех пор, как я овдовела, однако вопросы Адама заставили меня задуматься.
Саймон был интеллектуалом с чудинкой. Только те, кто верили в невероятное, добивались хоть какого-то успеха в криптозоологии. Наверное, по причине неверия я никаких высот так и не достигла.
Всякий раз, когда я выводила свое практичное, научно обоснованное заключение, Саймон улыбался мне, будто глупому ребенку, и растолковывал:
— Мы не видим воздух. Мы не видим любовь. Но они реальны. Всегда.
