Гвен покачивает головой.
— Как она может? — говорит она едва слышно. — Как она может?
Я сижу молча.
— Я хочу сказать, быть вежливым — это одно. Они ведь тоже люди. И я могу понять, что Бланш хочется ходить на танцы. Я имею в виду, молодым людям нужно развлекаться… — Она пытается очертить границу доступного, хочет сказать: «Вот это хорошо, а это недопустимо». — Но это… Этого я точно не понимаю… Это зашло слишком далеко. Я имею в виду, когда уже все слова сказаны и поступки совершены, мы ведь враги с ними. Они бомбили нас. Я просто не понимаю, как она после этого спокойно спит.
Я сижу молча.
Думаю про себя: «Что сказала бы Гвен, узнай о нас с капитаном Леманном? Хотя ведь нет ничего такого, что про нас с капитаном Леманном можно было бы сказать».
— Вив, ты точно в порядке? — Ее глаза блуждают по моему лицу. — Ты как будто не в себе.
— Я в порядке, Гвен. В порядке.
Оставляю велосипед у стены дома. Мои пальцы окоченели и онемели от того, как я держалась за руль. Воздух сегодня очень холодный, скоро зима. Растираю руки и чувствую, как в пальцы впиваются иголочки, когда к ним приливает кровь.
Чувствую облегчение от того, что в мое отсутствие не случилось ничего плохого. Милли играет наверху, а Эвелин крепко спит в своем кресле. Вытаскиваю продукты из велосипедной корзины. Хлеб, свинина, поднос с саженцами. Меня на краткое мгновение охватывает триумф от того, что я все еще могу прокормить свою семью. Слышу, как позади меня открывается калитка.
На пол ложится тень.
— Добрый день, миссис де ла Маре.
На пороге моего дома стоит капитан Леманн.
Испытываю некоторое удивление, словно за время его отсутствия я забыла, как он выглядит.
— Давно вас здесь не видела, — говорю я. А про себя думаю: «Эта фраза предполагает, что я искала его». Чувствую, как кровь приливает к лицу.
— Был в отпуске. Ездил в Берлин, — отвечает он мне.
— О.
Вспоминаю кинохроники из Берлина: военные парады, речи Гитлера, одновременно абсурдные и леденящие душу. И в тоже время я думаю о тех, кто ждет его в Берлине: жена, сын. Ощущаю жгучее любопытство. От этих мыслей я испытываю противоречивые чувства.
— Я привез немного шоколада, — говорит он. — Купил на обратном пути в магазине шоколада в Шербуре.
Он протягивает его мне. Это молочный шоколад «Suchard» в обертке василькового цвета с золотым тиснением. Один только вид обертки действует чарующе. Представляю, каково это будет, развернуть ее и съесть — изысканный шелест серебристой фольги, сладость во рту.
